Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей - [61]

Я бродил по улицам Апиа, насчитывающей тридцать тысяч жителей. Шагал словно папаланги («пришелец с небес») — так добродушные самоанцы называли первых европейцев, появившихся здесь на «больших плавучих островах» с белыми, словно крылья, парусами. Мне показалось, что назвать меня папаланги можно и что это будет довольно точное определение, ибо на Самоа я прибыл на самолете.

Город расположен вдоль вытянутого дугой побережья залива. Самоанские традиции в нем малозаметны. Дело в том, что до прибытия сюда европейцев никаких важных событий в жизни населения не наблюдалось. Город возник по необходимости. Нужно было удовлетворять потребности прибывающих на остров кораблей, купцов, аккредитованных здесь консулов и миссионеров. Все решающие события в жизни первой республики в Океании совершаются именно в Апиа. Почта, магазины, склады, церкви, учреждения, консульства разместились на прибрежном бульваре, между двумя мысами, являющимися крайними точками залива.

Медленно бродил я по улицам города, наслаждаясь соленым бризом, архитектурой и ярким колоритом города. Я прислушивался к полинезийской речи, о которой Марк Твен писал: «В ней слышится, как шепчутся пальмы, убаюкиваемые ветром, поют гитары, шумит океан, и чувствуется сказочная красота местной природы». Я должен признаться, что ничего этого не уловил в языке аборигенов. Я слышал, как они беседовали в тени дерева, увешанного рыбой. На нем по традиции сушат рыбу на продажу, хотя официально этого делать нельзя.

Гуляя по улицам столицы, я внимательно присматривался к тому, не произошли ли какие-либо изменения в облике города, и не без веских оснований. Я знал, что в 1965–1968 годах в Апиа работал по поручению ООН в качестве эксперта-градостроителя польский инженер Збигнев Воляк. Он наметил перспективный план города, и именно ему столица Самоа обязана уже существующими улицами с двусторонним движением и рядом других градостроительных решений. По воле судеб польскому инженеру, участнику варшавского восстания и бывшему узнику гитлеровских концлагерей, суждено было окончательно похоронить символ прусского империализма, каким явились останки германского корабля «Адлер», затопленного в заливе во время памятного урагана. Воляк приказал засыпать остов корабля камнями и землей. В результате Апиа получила новый сквер, а польский специалист — признание. В свое время самоанская пресса писала: «Его планы развития Апиа и способы использования отвоеванных у моря территорий являются подлинным произведением искусства, заслуживающим единодушного признания местной общественности и зарубежных архитекторов. Если им суждено осуществиться, то Апиа станет обладательницей самой совершенной структуры градостроения и будет самым красивым городом на Тихом океане». Во время моего пребывания Апиа, к сожалению, отнюдь еще не была этим «самым красивым городом».

— Талофа лава, — робко сказал я, обращаясь к проходившей мимо девушке.

— Талофа, — послышался вежливый ответ.

— Будьте любезны, скажите, где находится почта, — продолжал я по-английски, исчерпав все свои знания самоанского языка.

Девушка ответила по-английски. Она сказала, что направляется в ту сторону и охотно укажет мне дорогу.

Некоторое время мы шли молча. Скоро женское любопытство взяло верх.

— Американец?

— Нет, поляк.

Я очень удивился, что девушка знала о существовании такой страны. Возможно, у нее был хороший учитель географии, а может быть, сказалась деятельность инженера Воляка.

— Скажите, в Польше людей татуируют и не были ли они в прошлом людоедами? — спросила девушка.

Поколебавшись, я ответил отрицательно.

— Расскажите какую-нибудь легенду о вашей стране, — настаивала девушка.

Тут я совсем растерялся. Какую же польскую легенду рассказать девушке с Самоа? Я стал что-то бессвязно лепетать о Висле и Ванде, которая отвергла немца. Мой рассказ, видно, был не совсем удачным, так как девушка, выслушав, изумленно спросила:

— Покончила с собой только потому, что ей не полюбился этот принц?… Какая-то странная легенда. Но Ванда — красивое имя, — словно в утешение добавила она. — А вот и почта! До свидания!

— Спасибо…

Я стоял у двухэтажного здания, и чувство досады, что я проявил себя плохим рассказчиком, не покидало меня. В глазах этой совсем не жеманной полинезийки ее польские подруги, согласно моему рассказу, выглядели настоящими дикарками.

Инженер Воляк — не первый поляк, работавший на Самоа. Приблизительно за сто лет до него в Апиа высадился Ян Кубари, тоже варшавянин, ставший впоследствии известным исследователем Микронезии, и в частности Каролинских островов. В возрасте двадцати двух лет он поступил в Гамбурге на службу в торговый дом «Иоганн Цезарь Годффрой унд зон», который нанимал на работу служащих также и в научных целях, например собирателями этнографических, зоологических или ботанических экспонатов. Экзотика Южных морей была тогда в моде.

Кубари быстро овладел самоанским языком, и в 1873 году в польском журнале «Тыгодник илюстрованы» появились его репортажи с далеких островов. В частности, он писал:

«…Апиа — колония европейцев, пользующихся здесь неслыханными для Европы свободами. Она в то же время — единственный источник, из которого проистекает деморализация. Здесь судовые команды за несколько ночных кутежей прожигают порой свои многомесячные заработки; здесь процветают проституция, драки и другие „прекрасные“ обычаи европейских народов… Карикатура на цивилизацию, отчетливо выраженная в ничем не сдерживаемой алчности частных лиц и английского духовенства, находит здесь свое проявление точно так же, как и на всех других отдаленных, так называемых диких островах…»