Федосу завидно. А куда денешься? Подвел Князя к пустой телеге. Думает: «Хорошо еще, что Лены нет. Вот посмеялась бы сейчас надо мной».
Князь не сразу встал, как нужно. Сперва головой к телеге приткнулся. Но вот Федос поставил его рядом с телегой и с телеги кое-как взобрался на широкую, гладкую спину коня. Однако тут же спохватился: поводья-то внизу остались. Забыл их Князю на шею забросить.
Выручил дядя Степан. Улыбнулся, подошел, подал поводья.
Зато как здорово мчался Федос по селу! Сперва лошади шли потихоньку. Но едва Сергей пришпорил коня, все остальные помчались догонять. И Князь тоже.
Федос вцепился в гриву, боясь, как бы он не сбросил его на полном скаку. Ногами крепко сжал лошадиные бока.
И не упал. Даже весело стало: не такое уж хитрое это дело — верховая езда!
Тут лошади пошли спокойнее, и Федос даже подогнал Князя:
— Н-но!
Но у Князя на этот счет собственное мнение. Он шел, не торопясь и не меняя аллюра[4].
Четверо ребят: Сергей, Федос, тот самый рыжеволосый Петька, с которым в клубе на подоконнике рядом сидели и который горохом угостить не хотел, и еще один мальчик. У каждого запряженная лошадь. Вывозят лен с поля. Нагружают по очереди. Сперва один воз, потом другой, третий… А едут цугом — один за другим. Это Сергей придумал. Так и грузить сподручней, и ехать веселей.
Рядом с ребятами только один взрослый. Он работает вместе с ними.
И вот льняной поезд, как называет Федос колонну из четырех телег, отправляется в очередной рейс по полевой дороге.
Скрипят старые колеса, пылит дорога под копытами лошадей.
Федос, который успел приобрести повадки деревенского мальчика, лежит на животе поверх аккуратно уложенных льняных снопов и легонько шевелит вожжами:
— Н-но, Князь! Н-но!
Но Князем не больно покомандуешь, сам знает, где как идти. Что ж, это еще лучше. Можно даже на некоторое время довериться лошади, перевернуться на спину и ехать, глядя в высокое-высокое, голубое-голубое, чистое-чистое небо, любоваться белыми шелковистыми облаками. Облака, наверно, мягкие как пух. А лен, когда в снопках, не мягкий, а жесткий как проволока.
Но что снопики льна под боком в сравнении с небом, которое так высоко и которое рождает смелые мечты. Смотришь на небо, и кажется, что ты летишь в ракете. В космической. Спокойно так летишь и летишь. Кругом тишина, тишина и простор. Там, внизу, на Земле, мама волнуется. И Лена — тоже. Она даже плачет. Сергей ее успокаивает. А она ему: «Отстань, пожалуйста! Садись на свой велосипед и катись!» А тетя Настя только руками разводит: «Ну кто бы мог подумать, что наш Федос…»
А ракета летит, летит…
Вперед, к звездам!
Тррах тарарах!
Федоса бросило в сторону.
«Ракета сломалась?.. Ой, да это ведь с телегой что-то случилось!..»
— Ребята! — закричал Федос. — Телега переворачивается!
Но задние колеса громыхнули, и телега снова встала в исходное положение.
— Не спи! — наставительно произнес Сергей, оборачиваясь. — Совсем с дороги сбился.
И правда: когда Федос опустил вожжи и перестал управлять Князем, конь свернул с дороги в клевер. Если бы Федос не закричал, ребята, которые ехали впереди, не оглянулись бы, да так и оставили бы его одного.
Федос осторожно выехал на дорогу и теперь уже не сводил с нее глаз.
На перекрестке — машины. Льняной поезд уступает дорогу технике. Бензовоз останавливается, из кабины высовывается Марыля:
— Ну, как работается, Федос?
— Хорошо! Вот бы дала нам еще сигнал и транзистор!
Марыля смеется. «ЗИЛ» фыркает и скрывается за поворотом.
Дядя Петрусь озабочен. Дома бывает редко. На вопрос, что случилось, отвечает коротко:
— Жара. В небе сушь, как в печи.
Каждому понятно, почему это так беспокоит дядю Петруся. В такую пору от искорки до пожара — один шаг, одно мгновение. Порой неизвестно, от чего загорается лес. Поэтому и не вылезает лесник из лесу. Переночует дома, наскоро перехватит чего-нибудь — и был таков.
Молча ест дядя Петрусь. Один. Федос сидит напротив, посматривает на потемневшее, небритое лицо лесника, на шершавые ладони его. Спрашивает не без робости:
— А можно мне с вами после обеда пойти?
Дядя отодвигает пустую тарелку, откладывает в сторону ложку.
— Что ж, пошли, если хочешь.
…Они идут лесной тропинкой. Велосипед лесник ведет за руль. Молодая сосновая роща не спасает от невыносимой жары. Песок на дороге, как горячая зола, ступни так и обжигает: ведь Федос последнее время ходит, как все деревенские дети, босиком. Духота. Дядя Петрусь часто останавливается, углубляется в кусты, принюхивается.
— На днях дождь должен быть, тогда полегчает, — говорит он. — А пока лес в опасности.
— Но ведь пожар сам по себе не вспыхнет?
— Сам по себе нет. Но в такую погоду он через малейшую щелочку пролезть может.
— Как так?
— Разложили, например, костер. Пастухи или кто другой. Собрались уходить, потушили. А искорка в горячей золе тлеет. Дунул ветер — и побежал огонь по сухому вереску, по иголкам… От курильщиков тоже беды много бывает. Да и вообще, мало ли что может случиться.
— Куда же мы сейчас?
— Пройдем болотце, перейдем через ручей, в лесок заглянем. Там нынче лес валили. Чего доброго, еще надумают сучья жечь.
