Красный замок - [136]

– Стой! – рявкнула я.

Медведь замер, но его ухмылка подсказала мне, что это лишь начало, потому что он принял мои действия за капитуляцию. К каким женщинам он привык? Наверняка к цыганкам, которых выдают замуж в невообразимо раннем возрасте и которых за плату предлагают чужим мужчинам. Проклятый варвар снова запрокинул голову с бутылкой, чтобы промочить горло, причем половина напитка стекла по бороде на рубаху.

Через секунду он схватил меня за косы, и горлышко ненавистной бутылки встретилось с моими зубами. Медведь сильнее потянул меня за волосы, чтобы откинуть мне голову назад и влить мерзкую обжигающую жидкость прямо в глотку. Просто невероятно, что мужчина, которого я уже оттолкнула в прошлый раз, полез ко мне снова!

Я поперхнулась и закашлялась, чувствуя, как легкие горят от попавшего в них жгучего яда. Ледяная влага разлилась по подбородку и груди, а глаза заслезились так, что даже проклятое чудовище превратилось в размытое пятно – которое было, впрочем, приятнее на вид, чем реальная форма приспешника Татьяны. Увы, даже теперь я не могла не заметить, что монстр улыбается! Медведь начал бормотать что-то на незнакомом языке, причем, судя по тону, он не ругался, а, напротив, уговаривал – что еще больше напугало меня. Получалось, он думает, будто я соглашусь на его отвратительные авансы, будто мне должно понравиться его присутствие в моей комнате и спирт, льющийся мне в горло и на рубашку.

Его слова сделались распевными, а указательным пальцем правой руки он качал теперь туда-сюда, как маятником, в такт повышая и понижая голос.

Вероятно, алкоголь оказался еще крепче, чем я думала, потому что голова у меня начала кружиться, и теперь я видела перед собой два пальца вместо одного. И вообще, вся массивная фигура моего обидчика начала расплываться; на мгновение он перестал быть похожим на себя и превратился в Джеймса Келли, бросающегося на меня в парижской морской панораме, перед тем как я окончательно потеряла сознание от хлороформа. Невозможно забыть эти безумные стеклянные глаза. Особенно когда они снова маячат передо мной! Возможно, мой слабеющий разум сам наложил образ Келли поверх внешности Медведя. Глаза его не мигали и вызывали в памяти бездонные глазки маленькой зеленой змейки, которая когда-то жила у нас дома, но те были темные и яркие, а эти выглядели ледяными окнами, ведущими в глубь отвратительной души. Я поняла, что злодей непременно поступит со мной по-своему. Возможно, он хочет сначала подчинить себе мою волю, но если это не удастся, ему все равно.

Что-то твердое уперлось мне в спину, и я не сразу сообразила, что это не стена, а спинка кровати.

Нельзя, там спрятана веревка!

Грубиян снова сунул мне в лицо горлышко бутылки, и я получила еще одну дозу алкоголя. Когда я закашлялась и принялась отплевываться, он лишь ухмыльнулся, будто тыкал котенка мордочкой в миску с молоком. Мерзавец!

Я попыталась оттереть лицо рукавом цыганского платья, но Медведь схватил меня за запястье. Что-то бормоча, словно успокаивая дикое животное, он начал заводить мою руку назад, за спинку кровати. Одновременно я почувствовала какое-то движение в области груди. И хотя я, как птичка перед змеей, уже не могла оторвать глаз от его мерзкой слащавой гримасы, мне стало ясно, что он одной рукой расстегивает мне платье с уверенностью человека, привычного к этому делу и способного выполнять его в любом состоянии – и пьяным, и трезвым. Скоро он достанет веревку и привяжет меня к спинке кровати, так что ему уже не понадобится его змеиный взгляд.

Тут я вспомнила, как Ирен рассказывала мне о женщинах из Уайтчепела, зарабатывавших себе на хлеб и выпивку, стоя в неудобной позе у стены. Они сами соглашались на это отвратительное дело и напивались до бесчувствия, чтобы обо всем забыть. Теперь и я невольно оказалась на их месте – одурманенная спиртным, готовая подчиниться воле чужака…

Мне на ум пришел еще один рассказ Ирен: как она загипнотизировала Берти, чтобы он думал, будто добился с ней своего, – и больше никогда не преследовал. Ах, будь у меня ее дар, и я могла бы околдовать того, кто пытался околдовать меня! Тут у меня мелькнула мысль о кобрах и о тех, кто сражается с ними, – о маленьких решительных мангустах, пушистых существах, быстрых как молния.

Воспоминания помогли мне прорвать пелену ядовитого взгляда Медведя. Я пронзительно завизжала и со всего размаху пнула негодяя цыганским сапогом, благо юбки не мешали, а паника придала мне сил. Чудовище скорчилось и взвыло от боли и злости.

И тогда я услышала, как со стуком распахнулась дверь, соединяющая комнаты.

– Нелл! – крикнул Годфри, на бегу нащупывая шляпную булавку.

Но никакое импровизированное оружие уже не понадобилось: Медведь с шипением извивался на полу, как раздавленная змея.

– Что случилось, Нелл? – в ужасе спросил мой защитник.

– Он вошел со мной в комнату. И напал на меня. Глаза были такие нехорошие, что я не могла отвести взгляд. Напоил меня алкоголем против воли. Расстегнул застежки на платье и собирался связать.

– Нет-нет, я не это имел в виду, – перебил меня Годфри. – Я догадался, что он хотел сделать с тобой. Но что ты сделала с ним?