Красный Ярда - [44]

Тут даже Кудей, привыкший к выходкам Гашека, удивился:

— Не нашел получше библиотеки?

— Лучшей мне не надо. Это заведение — сущий рай. Здесь такая свобода, какой и в раю нет. Хочешь — ползай нагишом, вой шакалом, кусайся, плачь, пой, изобретай вечный двигатель, визжи, мяукай, прыгай, лезь на стенку, молись любому богу или богоматери — у нас их две — Карел Птак и Франтишек Коуржил… Вон там прохаживается римский папа. Святого Вацлава увели на процедуры. Вчера привезли австрийского императора. Я здесь известен как Ян Непомуцкий.

У бедного Кудея от этих слов голова пошла кругом. Простившись с писателем, он отправился к врачу Гашека.

— Ваш друг здоров, — разрешил сомнения Кудея доктор. — Я сразу понял, почему он прикидывается помешанным: ему нужен материал для рассказов.

Кудей облегченно вздохнул.

— Чем больше я узнаю вашего друга, — продолжал врач, — тем больше восхищаюсь им. Он отлично ладит с больными, словно специально учился этому. Из него мог бы выйти прекрасный врач-психиатр. Больные верят пану Гашеку, как господу богу, и беспрекословно слушаются его.

У Гашека тоже осталось самое приятное впечатление о больнице. Прощаясь с доктором, он сказал:

— Те несколько дней, что я провел в вашем заведении, были лучшими днями моей жизни. Я возвращаюсь в настоящий сумасшедший дом, где ни император, ни рейхсрат, ни правительство, ни партии не могут навести порядок.

Писатель вернулся в редакцию «Чешского слова» и, как ни в чем не бывало, приступил к работе. Он не успел еще придумать ни одного происшествия, когда заместитель шеф-редактора послал его в Ригеровы сады на митинг бастующих трамвайщиков.

Забастовщики шумно обсуждали план действий против предпринимателей. Национальные социалисты хотели сорвать забастовку. В то время, когда к митингующим подошел Гашек, держал речь один из боссов национальных социалистов — депутат Война. Этот штрейкбрехер был неплохим оратором, на его умение манипулировать словами и надеялись предприниматели.

Чем больше Гашек слушал демагогию Войны, тем больше убеждался, что надо сорвать выступление этого оратора. Он принялся забрасывать Войну репликами, вопросами… Тот стал заикаться, сбиваться и под свист и улюлюканье покинул трибуну.

На его место поднялся Гашек:

— Братья! Национальные социалисты и их лидеры — Клофач, Лысый, Стршибрный, Бурживал и выступавший здесь Война предают вас. Не верьте им! Они защищают своих хозяев от ваших кулаков, они ломают забастовку не за сребреники, а за паршивые трамвайные билеты, которые им бесплатно дают хозяева. Объединяйтесь, рвите свои цепи. Помогите себе сами, ничего другого я вам не советую!

Эта краткая речь была одобрена бастующими. Под их аплодисменты Гашек сошел с возвышения и скрылся в толпе.

Утром, едва войдя в редакцию, писатель услышал громкие голоса, доносившиеся из кабинета шеф-редактора Отакара Гюбшмана:

— Зачем вы послали его на митинг? Ведь он только что вышел из сумасшедшего дома! — рычал пан Гюбшман.

— Пан шеф, — оправдывался заместитель шеф-редактора. — Гашек в здравом уме и твердой памяти. Война дословно пересказал мне его речь — это не сумасшествие, а анархизм…

Мило улыбаясь, Гашек заглянул в кабинет.

— Вас-то мне и надо! — воскликнул Гюбшман. — Мне сейчас доложили, что вы сорвали наш вчерашний митинг. В своей речи вы изложили собственное мнение, а не мнение нашей партии. Я увольняю вас!

Вечером Гашек сообщил об этом Ярмиле. Она осыпала его упреками. Ярмила ждала ребенка, была очень нервной и раздражительной. Гашек решил отшутиться:

— Чем сердиться на меня, ты бы меня пожалела. Пан Гюбшман и его сотрудники устроили мне дефенестрацию… Да, да, — выбросили меня из окна на каток двора Сильвы Таруцци!

Ярмила гневно отвернулась…

В январе 1912 года скончалась пани Катержина. Сыновья еле-еле наскребли денег на похороны. Два с половиной месяца спустя после смерти пани Катержины у Гашеков родился сын. Писатель обрадовался маленькому Рихарду. Ярмила и ее родные втайне надеялись, что рождение ребенка переменит Гашека. Он очень гордился сыном, приглашал знакомых посмотреть Ришу, а однажды забрал его с собой на прогулку. Целый вечер он ходил с грудным младенцем по кафе и трактирам, показывал приятелям, и все дружно пили за здоровье обоих Гашеков. Перепуганная Ярмила искала их по всей Праге.

Риша подрос, ему потребовалась коляска. Тесть дал зятю десять крон, а теща — совет купить голубую коляску. Гашек ушел и долго пропадал. Вернулся он слегка навеселе. В руках у счастливого отца была прехорошенькая кукольная колясочка.

Взглянув на нее, супруги Майеры поднялись и вышли из дома, не сказав ни слова. Ярмила заплакала.

— Что ты натворил! — повторяла она сквозь слезы.

— Ничего особенного… Я обмыл коляску до ее покупки. Сначала я истратил две кроны, ведь и за восемь можно купить хорошую коляску. Три кроны я проиграл в марьяж, но ведь и за пять крон можно купить неплохую коляску…

— А потом у тебя остались деньги только на игрушку?

— Да. Мне стыдно было возвращаться домой с пустыми руками.

Несколько дней спустя Гашек опять ушел из дома и задержался. Подходя к дому, он не увидел в окнах света, решил, что Ярмила спит, и стал играть на губной гармошке. Никто не вышел ему навстречу. Предчувствуя несчастье и боясь поверить предчувствию, Гашек вынул ключ. Он долго не мог попасть в замочную скважину.