«Красный террор» в России 1918 - 1923 - [76]
В Соловках возстановлены знаменитые «каменные мeшки», существовавшiе в монастырe чуть-ли не со времен Грознаго. В эти мeшки (узкiя и глубокiя отверстiя в каменных стeнах, совершенно без свeта, куда втиснуть человeка можно только «под углом»), сажают нынe заключенных на «недeлю, а иногда и на двe».[357]
Невольно хочется сопоставить слова, взятыя из дневника поэта Полонскаго и относящiяся к турецким звeрствам 1876 г. и постановленныя нами в качествe эпиграфа к страницам, на которых излагались кошмарныя насилiя, с заявленiем французскаго коммуниста Паскаля в брошюрe о Россiи, изданной коммунистическим Интернацiоналом в Петроградe: «Террор кончен» — писал он. — «Собственно говоря, его никогда и не было. Это слово террор, представляющее для француза такое опредeленное понятiе, всегда вызывает у меня смeх, когда я наблюдаю сдержанность, кротость, — я бы сказал — добродушiе этой „ужасной чрезвычайки“». «На человeческой бойнe» — назвал свою статью по поводу моей книги А. С. Изгоев.[358] «Когда вы читаете этот синодик человeческаго звeрства… у вас колеблются самыя основы понятiй о человeчности и человeческом обществe»… Как убeдился, я думаю, читатель, жестоко ошибалась столь чуткая всегда к человeческому насилiю Е. Д. Кускова, писавшая 6-го сентября 1922 г. в. «Послeдних Новостях»: «Вот уже два года, как прекратились открытые ужасы».
VIII. «Краса и гордость»
«Растлeнное всeх партiй и оттeнков естественно стекается и бродит в тюльерiйском дворцe».
Герцен. 1850 г.
«Чрезвычайная Комиссiя краса и гордость коммунистической партiи» — сказал однажды Зиновьев. Всякiя оцeнки субъективны, и нам кажется, что болeе прав Лацис, констатировавшiй, что «чрезвычайка это лучшее, что наши совeтскiе органы могут дать». С нашей точки зрeнiя это приговор всему большевицкому режиму.
Безспорно, тe циническiя формы самаго безудержнаго произвола и насилiя, в который вылилась повсемeстно на практикe дeятельность Чрезвычайных Комиссiй, в значительной степени объясняется личным составом работающаго в них персонала. Никаким политическим фанатизмом нельзя объяснить то, что мы могли прочитать на предшествующих страницах. Только маньяки и садисты по природe, только отверженные жизнью общественные элементы, привлеченные алчностью и возможностью властвованiя, могли итти и творить свое кровавое дeло в таких размeрах. Я думаю, что и здоровая психика должна была надорваться в удручающей атмосферe кровавых оргiй, ареной которых была Россiя за истекшiя пять лeт.
Для психолога, да и для историка, представляет, конечно, исключительный интерес изученiе тeх типов чекистов и чекисток, которые дала нам жизнь. Всe эти Яковлевы, Стасовы, Самойловы, Островскiя и др. — идейные коммунисты и коммунистки, облекшiеся в чекистскiя тоги,[359] пожалуй, представляют собой еще недостаточно изученную страницу общественной психологiи и общественной паталогiи. Но эти вопросы не входят пока в сферу нашего, скорeе статистическаго изложенiя. Только садист, творя свое кровавое дeло, может услаждаться еще этой кровью и воспeвать ее в стихах, как сдeлал это автор тифлисскаго прославленнаго нынe навeки сборника «Улыбка Чека». Для него
Чувствительность и жестокость так часто сопряжены друг с другом. И Эйдук — поэт, склонный к лирической сантиментальности, может во имя «революцiоннаго дeла» собственноручно убивать людей…
Особую главу из исторiи общественной паталогiи могли бы составить характеристики другого типа чекистов, вышедших из кругов аристократiи и буржуазiи. И такiе есть. Но, может быть, о них еще преждевременно говорить, так как ошибки здeсь могут быть роковыми.
Несомнeнно только то, что Чрезвычайныя Комиссiи неизбeжно должны были пропитаться с первых дней своего существованiя преступными, просто-напросто уголовными элементами.
Карательный аппарат «революцiонной власти» — говорил Дзержинскiй в своей запискe от 17-го февраля 1922 г. — «должен был представлять кристально-чистый институт народно-революцiонных судей и слeдователей, снабженных чрезвычайной властью». Слишком поздно было уже в 1922 г. говорить о том, что должно было быть, слeдовало уже говорить о том, что вышло. «Сотрудники Ч. К.» — утверждал дальше шеф этого института — «выбирались заботливо из состава партiи и состояли из идейно чистых и в своем прошлом безукоризненных лиц, ибо только при таком качественно-преобладающем элементe своих служащих Ч. К. была в состоянiи выполнить порученный ей революцiонным пролетарiатом (?!) обязанности». Даже, если бы это было так в дeйствительности, то атмосфера произвола, установленная самими творцами новой политической полицiи в Россiи, неизбeжно развратила бы лучшiе даже элементы. Исторiограф Ч. К. Лацис сам должен был признать, что необходима постоянная смeна работающих: «как бы честен не был человeк, каким хрустальным сердцем он не обладал, работа Ч. К., протекающая в условiях, исключительно дeйствующих на нервную систему и притупляющих чувства этическiя, дает себя знать. Только
