Красный сотник - [8]

Басистый голос говорившего показался Тулагину знакомым. Он где-то его слышал, причем, недавно.

— Болото осмотрел?

А вот этот — молодой, звонкий, чуть-чуть картавый — ему незнаком.

— Дык к самой трясине как подступишь? А так кругом все ошарил... Вы, ваше благородие, господин офицер, не сумневайтесь. Ежели, однако, найдется хозяин, самолично доставлю, куда прикажете... Нас, Чернозеровых, в станице всяк старый и малый знает. Нашинские, серебровские, нас крепышами величают, хотя, однако, по крепости хозяйства мы средни.

И голос, и характерная речь — вроде вчера их Тимофей слышал.

Стоп-стоп, это же бородатый проводник... Ну, конечно, тот самый старик, который ночью скрытно вывел сотню на станцию. Учащенно забилось сердце.

— У нас тута абы кака заимка. На лето наезжаем. Сена прикашиваем, скот пасем... Зараз мы туто, однако, вдвоем с невесткой. Зашли б, чаем угостим.

— Некогда. Спешим... А ты гляди, объявится человек, сразу дай знать в Серебровскую.

— Не сумневайтесь, самолично доставлю...

Голоса удалялись. До Тимофеева слуха доносились слабый звон удил, затухающий цокот конских копыт: семеновцы уезжали.

«Подняться, немедленно надо подняться», — застучало в висках Тулагина. Встать на ноги Тимофей уже не рассчитывал, хотя бы на локти опереться. Бородатый проводник Чернозеров увидит его. Должен увидеть...

Ох и неподатливо же его разбитое тело! Тулагину не то чтобы локтями поработать, головы от земли не оторвать. Только и добился — повернул ее с левой стороны в правую.

Закричать нужно. Сейчас это уже не опасно: рядом свой человек.

И он закричал: «Помогите!» Но вместо крика из горла вырвался лишь приглушенный клекот. Закричал сильнее: «Эй!». Клекот еще приглушеннее. А когда закричал из всех сил — совсем ничего не услышал.

* * *

Семеновцы встретили конников тулагинской сотни, неожиданно атаковавших станцию с тыла, разнобойными выстрелами сторожевых постов. И только когда взвод Моторина начал настоящий «тарарам» на окраинах маневровых путей, в стане белоказаков затрубили тревогу. В районе позиций отряда Кашарова послышались винтовочные залпы, видимо, полковая кавалерия ударила по баргутам, помогая пехотинцам выйти из кольца.

Тимофей громко подавал команды на скаку:

— Обходи эшелоны слева!.. Окружай главное здание!..

Бойцы знали: Тулагин в бою будет подавать ложные приказы, чтобы сбить с толку семеновцев — пусть думают, что станцию штурмует по крайней мере полк.

Конники бешено носились между эшелонами, бесприцельно стреляя в темноте по теплушкам, создавая панику. Кто-то бросил бомбу, она рванула в самой гуще выскочивших из вагона белогвардейцев.

— Вперед! Крро-оши гадов!

На противоположном, южном конце станции вовсю шумели конники первого и второго взводов под командованием Субботова. Но там уже серьезно заговорили белые пулеметы. Чувствовалось, семеновцы пришли в себя и сообразили, что атакованы небольшими силами.

Тимофей понимал, долго «гулять» по станции сотне не придется. Белогвардейцы быстро опомнятся. К тому же взошла луна — это не на руку тулагинцам. Лучше всего уже сейчас уносить ноги. Поставленная задача, пожалуй, выполнена.

Вслушиваясь в шум боя, Тимофей улавливал, что на позициях отряда Кашарова стрельба затухала — значит, прорвались пехотинцы. А здесь, наоборот, она только разгорелась. Он все больше утверждался в мысли: медлить нельзя. Еще немного, и сотня окажется внутри растревоженного белогвардейского улья, выбраться из которого будет нелегко.

Тулагин передал через Моторина теперь уже не ложный приказ по десяткам: «Немедленно отходить!»

Еще с вечера было условлено, что после «тарарама» бойцы должны десятками выходить из боя и самостоятельно добираться до Колонги. Там был назначен сбор на рассвете. Однако разгоряченные боем конники третьего взвода устремились к центру станции, чтобы соединиться с остальными.

— Назад! — кричал Моторин. — Куда поперли?.. Назад!..

Его голос заглушила длинная пулеметная очередь.

То, чего боялся Тимофей, случилось: крышка улья захлопнулась. Моторинцы сначала соблюдали порядок десятков. Вытянувшись в цепочки, они на рысях носились в узких проходах между стоявшими на путях теплушками. Затем десятки рассыпались: у пакгаузов теплушек не было и бойцы, бесшабашно выскочив на простор, попали под губительный огонь бронепоезда.

Тулагин поскакал к пакгаузам, чтобы вернуть моторинцев. Но с лошадей уже попадало несколько человек. Тимофей сам чудом уцелел от пули. Он резко рванул поводья, вздыбил Каурого, и жеребец почти на месте, на одних задних ногах развернулся назад.

— Отходить! — во всю глотку гаркнул Тимофей, бросая коня в тень ближайшего эшелона.

Но отход был отрезан. Впереди — дышащие смертоносным свинцом пулеметы бронепоезда, сзади залегли между путями белоказаки, справа — пакгаузы, а слева, что крепостная стена, стояли длинные товарные составы.

Конники, яростно отстреливаясь, ошалело метались в этом страшном четырехугольнике, не находя из него выхода.

Примерно в таком же положении оказались первый и второй взводы. У них, правда, нашлась отдушина: на южной стороне станции эшелонов с войсками не было, лишь один товарняк стоял на основном пути. Между ним и главным станционным зданием образовался своего рода коридор. Им умело воспользовался Газимуров. Тимофей заметил, как бойцы второго взвода по двое-по трое ныряют из огненного четырехугольника в этот «коридор».