Красный сокол - [95]

— Доклад рассчитан на сорок минут, выступающим — пять. Достаточно?

— Много! Покороче, — прозвучали реплики с задних рядов. Председатель повернулся налево, направо. Обмолвился с одним соседом, потом — с другим и твердо отчеканил:

— Договорились так: докладчику — двадцать, остальным — три минуты. Полетели. Только не сбиваться с избранного курса.

Комиссар просеменил к маленькой трибуне, поставленной на ящики, положил листы перед собой и уверенно зачастил:

— Эпиграфом к докладу и повестке дня я написал слова, выхваченные из гущи воинской доблести и славы наших предков, ходивших на врага под девизом: Дисциплина — мать порядка. Многие наши беды и несчастья происходят от недисциплинированности бойцов и командиров, забывающих, что недисциплинированность — мать беспорядка, родная сестра смертельной опасности. Партия учит…

В такой общей трансляции чьих-то фраз и тезисов, наподобие: Верховный главнокомандующий… Коммунистическая идеология… Сталинские соколы… Долг патриота… Партия большевиков… и так далее докладчик протараторил более двадцати минут, не замечая нарастающегося ропота и шума аудитории.

— Козлов не подчинился командиру и тем самым чуть не взорвал командный пункт, а мог бы взорвать черт знает что, если бы вздумал сесть на основную полосу. Мог стрелка погубить, самолет товарища повредить, аэродромную прислугу прибить… Да мало ли еще какой беды натворить?

— Тише! — прервал гвалт поднявшийся председатель. — Докладчик просит две минуты для закругления.

Когда оратор наконец покинул трибуну, первым выступил, как было условлено, политрук эскадрильи, который закидал слушателей общими фразами о необходимости соблюдать дисциплину и порядок в воздухе. После него попросил слово командир эскадрильи Макаров. Он с места, не выходя к трибуне, как бы дополнил к тому, что сказано было в докладе:

— Я хоть и приказал покинуть самолет, но пилот имеет право и не подчиниться такому приказу. Яне в обиде за такое неподчинение.

Вызванный по списку Глухаренко поспешил к трибуне выправить наметившийся крен:

— Командир эскадрильи прав, да. Но, одно дело не подчиниться там, в воздухе, — ткнул пальцем вверх комсорг, — ставя ни во что свою жизнь. Другое дело — не выполнить приказ командира полка на земле, где бомба могла наделать рикошета такого, что в голову не влезает. Комсомольцы так не поступают. Тут командует интуиция.

Как не поступают, так никто и не понял: то ли не подчиняться интуиции, то ли по интуиции не повиноваться командиру.

Дальше собрание пошло и вовсе наперекосяк. Одни с места предлагали заслушать Козлова, когда возвратится в полк; другие с трибуны требовали осудить недисциплинированность без Козлова; третьи — представить виновника аварии к правительственной награде за спасение стрелка Грызодуба. Но результативнее других оказалось выступление старшего штурмана полка капитана Компанийца. Он внес предложение создать комиссию по расследованию аварии. Оно и было принято единогласно под любимый сигнал: «Отбой».

Собрание как бы исчерпало на этом свой идеологический ресурс, отметая попытку начальства принять заранее подготовленный проект решения за основу. Утомленные пустословием докладчика и большинства выступающих, летчики не захотели даже дослушать дежурного пустозвона, ссылаясь на сигнал отхода ко сиу.

Необычайное происшествие в полку быстро стало достоянием гласности в армии, а собрание летчиков породило массу кривотолков. Командование армией вынужденно назначило свою комиссию из специалистов других полков, а председателем утвердили Федорова как непосредственного свидетеля происшедшего. Помимо бытующей в полку версии о зависании бомбы, комиссия установила, что спусковой тросик поврежден зенитным огнем. Значит, нет вины летчика, якобы производившего бомбежку не по инструкции.

Выводы по расследованию причин аварии были заслушаны на военном совете авиакорпуса с присутствием командира полка, которому тоже дали возможность высказаться по поводу примечания в акте. В нем действия командира полка оценивались как неправомочные с моральной точки зрения. В лучшем случае, как непрофессиональные. Зато поведение летчика Козлова — как героическое, заслуживающее поощрения, а не осуждения, как это пытались сделать на общем собрании по указанию Тимошенко.

— Почему вы считаете действия командира полка неправомочными? — обратился командир корпуса к председателю комиссии.

— Командир полка знал, что самолет Козлова в тяжелом аварийном состоянии, но не принял должных мер для аварийной посадки. Свои ошибки он пытался замазать надуманной недисциплинированностью летчика, который будто бы самовольно, наперекор приказу, принял решение спасти боевого товарища и машину. Он герой, товарищ генерал, настоящий. Без прикрас.

Военный совет учел выводы комиссии, и распоряжением по корпусу рекомендовано новому командиру полка представить двадцатидвухлетнего паренька к правительственной награде.

Приказом по корпусу майора Тимошенко от греха подальше (а вдруг он действительно какой-то родственник маршалу) перевели на ту же должность в другую дивизию, а штурмана Компанийца назначили временно исполняющим обязанности командира полка.