Красный сокол - [90]

Командуя дивизией, он перекладывал общее руководство на своих заместителей, чьи действия не всегда оказывались квалифицированными. Получал нагоняй, вместо благодарности, за лично сбитые самолеты и от командующих Руденко, Новикова, в подчинение которых дивизия попадала для усиления удара на стратегических направлениях от Курской дуги до Балтики.

Теперь вот попал в немилость к Вершинину за то, что взлетел на своей «Доре» навстречу немецким бомбардировщикам и сбил «юнкерса». Их бы больше упало (все-таки четыре пушки и два пулемета — страшная сила. А тут еще и немцы растерялись, увидев «Дору»), да свои помешали. Разворачиваясь для новой атаки, он неожиданно попал под огонь своей же зенитной батареи, не обозначенной на карте. Одно удачное попадание — и Федорову пришлось выброситься из горящего «Фокке Вульфа» на парашюте. Спустившись в расположение польской Армии Людово, Иван Евграфович вынужден был пройти долгую нудную процедуру выяснения: каким это образом он очутился в немецком самолете? В конце концов поляки передали советского полковника в руки контрразведчиков Четвертой воздушной армии, которые и согласились препроводить его в штаб дивизии. На вопрос: «Какая же это батарея подстерегла меня на водной глади реки?» — ему сообщили: «Плавучая батарея Днепровской флотилии». Как человек крайне экспрессивный и к тому же любопытный, если не сказать — дотошный, Иван захотел познакомиться с зенитчиками, уготовившими ему участь быть сбитым ни за что. Ни одной зенитки на реке сверху он не видел и вдруг — на тебе в рыло.

Зенитки, тщательно замаскированные ветками, размещались на небольших речных баржах, причаленных к берегу. Наметанным глазом летчика Иван определил ключевое суденышко и подошел к трапу. Дневальный, при полном наборе принадлежностей к морскому воинству, преградил дорогу незнакомому офицеру и поинтересовался, что ему нужно.

— Кто сбил самолет на днях в этом месте? — спросил полковник.

— Ну, э-э… мля, военная тайна, — замялся матрос. — Я тут человек маленький, мелко плаваю в этом деле.

— В каком деле? Зови самого старшего, раз на то пошло.

Позвали командира. Из трюма вылез лейтенант, на ходу застегивая китель.

— Забодали нас краснопогонники, — застенчиво пожаловался командир, окидывая взглядом посетителя. — Теперь вы пришли тянуть жилы. Арестовали мы его, на губу посадили. Неужели под трибунал подведут? Кто ж его знал, что…

— Кого посадили? Какой трибунал? — оборвал несуразные нарекания летчик, смутно догадываясь о подоплеке какого-то скрытого несчастья.

— Расчет, товарищ… — остановился лейтенант, не обнаружив знаков воинского звания на кожаной куртке летуна, — что… что самолет сбили с каким-то командиром дивизии. Краснопогонники посоветовали. Пока суд да дело, мол, арестуйте, чтобы деру не дали. Выясним кое-что, тогда и сообщим.

— Покажите мне наводчика орудия, — сдерживая улыбку, попросил летчик тоном добродушного следователя, дабы поставить последнюю точку в расстрельном деле. — Я как раз и пришел для того, чтоб выяснить это «кое-что».

Летчика провели на баржу. Слух о том, что пришел какой-то дознаватель разбираться с виновниками гибели то ли английского, то ли американского самолета, облетел все баржи. Старшины и матросы кучковались на берегу, перемывая косточки всем проверяющим несчастную батарею, уничтожившую по ошибке свой самолет. На палубу поднялся и старший комендор бригады бронекатеров, оказавшийся поблизости и прибежавший на помощь артиллеристам. Представился. Предложил гостю посредничество.

— Может быть, стоит построить весь расчет? — обратился он одновременно к летчику и к командиру плавбатареи.

— Идея. Давай, что ли? — свысока посмотрел летчик на щуплого лейтенанта. Тот кивнул головой и распорядился вывести на палубу всех трех «именинников» злополучного дня.

Все трое в черных шинелишках без пояса один за другим вылезли из откинутого люка артиллерийского погреба и предстали перед начальством.

— Кто наводчик? Кто сбил самолет? — напустив строгость, вопросил представитель «крылышек», вглядываясь в хмурые лица.

— Я, — в развалку шагнул вперед кряжистый старшина с тремя лычками на погонах.

— Как фамилия? — вплотную подступил летун, улыбаясь глазами.

— Старшина первой статьи… С-Седышев, — стушевался комендор.

— Молодец! Поздравляю с победой. Так стрелять и впредь, — отстегнул свой гвардейский знак летчик и пришпилил его на отворот комендорской шинели. — Быть тебе гвардейцем морской бригады. Это я вам говорю, пилот сбитого самолета, полковник Федоров, не командир дивизии, как вам сказали, а его заместитель. Награждать их надо, а не наказывать, — оборотился он к морякам. — Они же не знали, кто летит в трофейном истребителе. Так и передайте спецам из контрразведки, — поверг в смущение всех присутствующих своим оборотом высокий начальник, направляясь к трапу.

— Ну, летун. Ну, молодчина полковник. Браво! Теперь к Игорю и на козе не подплыть. Пойдем поздравим его с днем рождения, с удачей, — загалдели, зашевелились моряки на берегу, когда полковник показал им спину.

Глава 18 Неосуществимое

Война двигалась к финишу. Многие летчики-истребители были отмечены высшей правительственной наградой. Федорову тоже хотелось заслужить внимание и почет среди сослуживцев, родных и знакомых. Особенно остро он осознавал свою некомфортность среди Героев Советского Союза после случайно услышанной реплики в свой адрес. Был перерыв между занятиями с молодыми летчиками по стратегии и тактике воздушного боя.