Красный сокол - [55]

Шрифт
Интервал

Иван тоже вскочил, подхватив на лету бокал соседа с янтарной жидкостью, и двинулся к Гитлеру. Но не так-то просто было чокнуться с главарем наци, окруженным сборищем поклонников.

С не совсем трезвым рыцарем чокались все, чтобы он отошел в сторону, довольствуясь малым, но это как раз и подзадоривало осмелевшего плебея с королевскими замашками. Наконец Гитлер как будто посмотрел на него, не решаясь на панибратское движение рукой, но в последний момент отвернулся, что-то сказал Герингу, и тот уделил внимание настырному гостю: совсем оттеснил его от фюрера своей тушей, предлагая чокнуться один на один. «Сталин и Гитлер — дружба?!» — неопределенно высказал наболевшее разгоряченный соучастник великосветской тусовки.

— Я-я. Фройндшаф, дружба, — закивал головой рейхсмаршал, чокаясь одновременно и с полковником Люфтваффе. — Вот карандаш. Запишите мой телефон. Осторожно: он секретный. Будьте здоровы. Не теряйте его в сутолоке дня, — загадочно улыбнулся маршал полковнику так, что Иван Евграфович никак не мог взять в толк — кого или что не терять: карандаш, номер телефона или его самого, сверхсекретного летчика-испытателя, бдительно охраняемого со всех сторон даже здесь, за столом, на виду у родного посольства, на глазах у милейшего профессора ЦАГИ.

— Все! Баста! Раз он не захотел со мной выпить, я тоже не стану пить. Я хоть и дурак в политике, но тоже кое в чем петрю, Адольф… как там тебя по батюшке. Не нужен мне этот карандаш сто лет. Я такую же оглоблю на глазах у Клима Ворошилова сунул в голенище. Не веришь? — бормотал униженный рыцарь, отставляя бокал на соседний стол.

— Это секретный карандаш. Понимаешь? Он может стрелять. Осторожно. Геринг подарил его тебе, Женя, — долбил свое полковник, засовывая карандаш в карман диагоналевой гимнастерки.

— Хватит вам любезничать на середине зала, — подступился к неразлучной парочке Стефановский. — Посол приглашает вас к своему столику.

— Данке шён, абер… Спасибо, но меня ждут коллеги, — изящно откланялся командир воздушной эскадры «английского цирка».

Высшее руководство рейха к этому времени удалилось, и все присутствующие теперь перегруппировались за столами по своим интересам и правилам воинской субординации. Остаток торжественного обеда прошел, таким образом, в более естественной обстановке без официальной учтивости и показного уважения. По приглашению посла летчики отправились на территорию советского посольства, где именинникам судного дня посоветовали хорошо отдохнуть в связи с вылетом ранним утром на родину.

Таким образом, культурная программа, рассчитанная на два дня по завершении показательных полетов, переносилась из Берлина в Москву, где золотые монеты реализовать было крайне сложно и неинтересно. Ко всему этому, военный атташе, отвечая на вопрос пилотов: с чем связана такая поспешность, уклончиво заметил, что боится за нетипичную обстановку, создавшуюся вокруг рыцаря. Из чего все заключили, что виноват в столь загадочной обстановке Федоров, а улетать приходится всем. Завидуя и негодуя, товарищи прикусили языки, прекрасно понимая, что дома их ждут ни какими законами не предусмотренные побочные отчеты и допросы под маской благожелательности. Исходя из этих, в общем-то, защитных предположений, кавалер Рыцарского креста раздобыл молоток, достал из баульчика складной перочинный ножичек ручной работы с набором двенадцати миниатюрных инструментов, просверлил четыре дырочки и приколотил, присобачил Крест на каблук левого сапога. После такого нравственно-очистительного обряда предусмотрительный герой берлинского неба забылся крепким сном праведника, уверившего в безопасность каких бы то ни было встреч впереди.

Когда город еще покоился тихим порой вздрагивающим забытьём прошедшего дня, группа молчаливых авиаторов в сопровождении оперуполномоченного по особо важным делам прибыла на аэродром, погрузилась на транспортный самолет министерства внешней торговли и благополучно взлетела по заранее согласованному графику движения. В Бресте — остановка, дозаправка и снова в путь.

В Москве их встретила группа командиров из управления ВВС во главе с заместителем наркома обороны генерал-лейтенантом Рычаговым, позади которого маячила фигура преуспевающего чекиста Копировского с новенькими знаками силовых структур. Пожав друг другу руки, летчики обменялись общими, ничего не значащими фразами и двинулись к машинам.

— А где же твой Железный крест? — не скрывая зависти и чувств мнимого превосходства, благодаря агентурной осведомленности, спросил с ухмылкой чекист.

— А вот он! — не без злорадства задрал ногу Иван, показывая не в меру любопытному дознавателю помеченный каблук. «Что, выкусил?» — в свою очередь мысленно улыбнулся испытатель, стараясь не хромать.

До начала войны оставалось ровно четыре дня.

Часть 4

Великая Отечественная

Глава 1

Вотчина Мао-Дзедуна

Сдав отчеты и технические характеристики на испытанные самолеты в Германии своему руководителю по командировке милейшему «профессору», Иван Евграфович решил лично отнести похищенные в библиотеке Люфтваффе карточки заместителю наркома обороны Рычагову, чтобы тот пристроил их куда следует.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.