Красный шторм. Октябрьская революция глазами российских историков - [24]

Сидеть на матросских штыках политикам было действительно неудобно, потому что матросы были очень требовательными и их симпатии могли измениться. И, на мой взгляд, отъезд правительства из Петрограда в Москву в марте 1918 года в значительной степени связан с желанием вывернуться из крепких объятий, в которых матросы держали советское правительство. К тому же в это время у Совнаркома возникла другая вооруженная опора: латышские стрелковые полки, которые при высокой дисциплинированности были политически более управляемы. Ни о каких политических демаршах латышей против советского правительства мы не знаем.

А вот матросы в 1918 году проявили себя неоднозначно. Дыбенко, когда его сняли с поста наркома, прямо угрожал правительству и давал весьма неосторожные интервью.

Его сняли за поражение под Нарвой?

Я думаю, это был скорее повод. Провал под Нарвой — мифологизированный эпизод. В конце февраля 1918 года брестские переговоры зашли в тупик, и немцы перешли в наступление. Дыбенко во главе отряда матросов выехал под Нарву, чтобы преградить им путь. Дальнейшие события иногда подаются так, будто пьяные матросы всей гурьбой бросились на немецкие пулеметы, а потом убежали куда-то в Гатчину. Но это чушь. На самом деле 2 и 3 марта 1918 года матросы довольно успешно сопротивлялись кайзеровским войскам. Другое дело, что военные планы были шапкозакидательскими. Перед отрядом Дыбенко ставилась задача ни много ни мало отбить у немцев Таллин. Это было абсолютно нереально. Столкнувшись с превосходящими силами противника, отряды Дыбенко дрогнули и оставили Нарву. При этом в Ямбурге Павел Ефимович вступил в конфликт с бывшим генералом Дмитрием Павловичем Парским, который был начальником Нарвского оборонительного района. Парский настаивал на контрударе, но Дыбенко проигнорировал его требования и отказался подчиняться старорежимному генералу.

Победы немцев привели к окончательному краху идеи революционной армии, построенной на новых началах сознательной дисциплины. Надо сказать, что Дыбенко был одним из главных пропагандистов этой идеи, которая, естественно, вызывала оппозицию всех профессиональных военных.

Безусловно, генералы и адмиралы, которые решили сотрудничать с большевиками, хотели, чтобы идея революционной армии провалилась. И неудачные бои отряда Дыбенко в первых числах марта под Нарвой были очень кстати. Они дискредитировали и Дыбенко лично, и идею коллегиального руководства флотом, и идею революционной армии. И мне кажется, есть основания считать, что глава Высшего военного совета бывший генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич и бывший генерал Парский сознательно усугубляли реальную вину Дыбенко в случившемся фиаско, а его самого рисовали неуправляемым и недисциплинированным человеком.

В Совнаркоме полностью приняли или сделали вид, что приняли, трактовку Бонч-Бруевича и Парского. 15 марта Дыбенко был снят с поста наркома по морским делам. Воспринял он это весьма болезненно — как предательство со стороны политических товарищей: вместо того чтобы прикрыть его как большевика, его топят в угоду старым генералам! Но в тот момент Дыбенко стал неудобной политической фигурой. Уменьшить его влияние было в интересах Совнаркома и руководства РСДРП(б). Поэтому его и отправили в отставку.

В ответ Дыбенко стал угрожать бунтом революционных матросов. Конечно, это было крайне нелояльное поведение члена политической команды. Латышские стрелки тут же взяли Дыбенко под арест. В апреле под давлением довольно многочисленных матросских отрядов, которые находились в Москве, его освободили до суда на поруки с запретом покидать столицу. Поручилась за него супруга, старый член партии большевиков и приятельница Ленина Александра Михайловна Коллонтай. Она довольно много сделала для смягчения отношения партийного руководства к Дыбенко и все время пыталась сглаживать острые углы.

Однако Дыбенко на поруках не усидел. С отрядом матросов он самовольно уехал в Самару якобы на борьбу с атаманом Дутовым, который под Оренбургом собирал военные силы против Советов. Судя по всему, это был только предлог.

Я читал, что, когда начальнику следственной комиссии большевику Крыленко удалось с ним связаться и пригрозить арестом за отъезд, Дыбенко ответил: «Еще неизвестно, кто кого будет арестовывать».

Действительно, бывший нарком демонстрировал откровенное неповиновение. В Самаре, где позиции большевиков в Советах не были стопроцентно прочными, он начал делать громкие заявления: говорил о том, что бывший наркомвоен Крыленко не имеет права судить его, потому что сам он практически сдал немцам не один город, а весь фронт. Кроме того, Павел Ефимович стал требовать от Совнаркома отчетов по денежным тратам. После долгих переговоров его все же удалось вернуть в Москву. В мае 1918 года он был отдан под суд. По военным обвинениям его оправдали, что говорит в пользу версии о сгущении красок Бонч-Бруевичем и Парским. Суд пришел к выводу, что Дыбенко совершил политические ошибки, но не военные. После этого экс-председатель Центробалта вышел на свободу.

Однако о политических амбициях Дыбенко пришлось забыть. Параллельно Совнарком принял эффективные меры по снижению влияния матросов. 20 апреля, буквально на следующий день после отъезда Дыбенко в Самару, наркомвоенмор Троцкий издал приказ о роспуске всех матросских отрядов, которые были отправлены на сухопутный фронт. Таким образом, был проведен очередной этап наведения порядка в военной сфере. После этого Дыбенко окончательно лишился политического влияния.