Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек - [13]

Старший офицер, стоящий рядом с грузовиком, улыбается, похлопывает себя по солидному животу и удовлетворенно ворчит: «Теперь вы видите, насколько велик здешний костяной бизнес». Я наклоняюсь и беру один череп. Он легче, чем я думал. Я подношу его к носу – он пахнет жареной курицей.

До вмешательства властей эта партия двигалась по хорошо организованной цепочке поставок человеческих костей. Вот уже 150 лет кости мертвецов из дальних индийских деревушек переправляются в лучшие медицинские университеты мира. Сеть поставок опутывает все государство и захватывает соседние страны. Мне приходилось видеть похожие партии на границе Бутана – там они были предназначены для иного рынка, но эти являют собой тщательно подготовленные анатомические образцы.

Заполучить скелеты непросто. В США, например, большинство тел либо погребается, либо кремируется. Трупы, завещанные науке, обычно оказываются на столе для вскрытий, а их кости распиливают на кусочки. Иногда их втягивают в более доходную индустрию пересадок. Поэтому лучшие полные скелеты для медицинских целей поступают из-за рубежа. Часто это происходит без согласия бывших владельцев и в нарушение законодательства страны происхождения.

Уже почти двести лет Индия – главный в мире источник костей для медицинских целей. Местные образцы отскребают до белизны, а сочленения костей укрепляют особенно качественно. Однако в 1985 году индийское правительство запретило экспорт человеческих останков, что нанесло удар по мировому рынку скелетов. Западные страны обратили взор к Китаю и Восточной Европе, но оттуда экспортируется не так много скелетов. Кроме того, в этих странах мало опыта по производству действительно качественных образцов, и продукция оттуда считается третьесортной.

Сейчас, более чем через два десятилетия после запрета экспорта из Индии, существуют явные признаки того, что торговля никогда не прекращалась. Поставщики красных рынков в Западной Бенгалии продолжают торговать человеческими скелетами и черепами, используя проверенный временем метод: они грабят могилы, отделяют мягкую плоть и отправляют кости распространителям, которые собирают из них целые скелеты и посылают по всему миру. Экспорт в Северную Америку невелик по сравнению с уровнями до запрета, но это значит лишь то, что скелеты подорожали, а не то, что их теперь невозможно купить. У поставщиков есть очевидный стимул: бизнес приносит большие доходы. Черепа, лежащие передо мной на земле, например, за границей принесли бы около 70 тысяч долларов.

Полицейский поднимает подстилку за углы и собирает вещдоки в узел.

– Знаете, я никогда ничего подобного не видел, – говорит он. – Надеюсь, что и не увижу.

Через день из-за сильной барической депрессии над Бенгальским заливом восточной подмышке Индии – штату Западная Бенгалия грозит наводнение. Газеты уже назвали катастрофу «водным апокалипсисом», когда восемь человек утонули еще до того, как потоп коснулся земли. Я еду в деревушку Пурбастхали в полутора сотнях километров от Колкаты – столицы штата, официально переименованной из Калькутты в 2001 году. В этой деревушке находится завод по обработке костей, где полицейские и обнаружили черепа. Моя взятая напрокат Toyota Qualis увязает в грязи за полмили до нужного места, и я выхожу, чтобы пойти дальше пешком. Небо полностью черное, дождь просто удушает. Вдоль грязной дороги прыгают жабы размером с боксерскую перчатку.

Офицер рассказал, что, когда в начале 2007 года полиция прибыла сюда для расследования, запах гниющей плоти ощущался почти за милю. Со стропил свисали части позвоночников, нанизанные на веревки. На полу в соответствии с какой-то системой были разложены сотни костей.

Эта фабрика костей работала более сотни лет к моменту, когда двое работников, выпив в баре, похвастались, что их наняли выкапывать кости из могил. Пришедшие в ужас местные жители сдали их в полицейский участок, где те во всем признались. По их словам, руководил фабрикой некто Мукти Бисвас. Власти уже хорошо его знали. В 2006 году полиция арестовала Бисваса как главу синдиката расхитителей могил; через день он был выпущен, по словам новостей – «благодаря своим политическим связям». Полиция снова арестовала его, но он, как и в прошлый раз, был выпущен под залог и вскоре скрылся.

Через десять минут продвижения по грязи я замечаю свет газовой лампы. Я открываю дверь деревянного дома, и изнутри на меня смотрит семья из четырех человек. Они сидят на грязном полу.

– Вы знаете Мукти Бисваса? – спрашиваю я.

– Этот ублюдок мне до сих пор должен, – отвечает Манодж Пал, парень двадцати с чем-то лет, с тонкими усами. Его семья целыми поколениями работает на фабрике костей – столько же времени, как он утверждает, сколько Бисвас владеет фабрикой. Он предлагает показать мне предприятие, и мы выходим на берег реки Бхагиратхи. Перерабатывающий завод оказывается всего лишь бамбуковой хижиной с брезентовой крышей. Это лишь одна из примерно полутора десятков фабрик костей, о которых, по его словам, знает Пал. В апреле власти конфисковали множество костей, ведра с соляной кислотой и две бочки едкого вещества, которое пока не удалось определить. Остался лишь грязный пол с утопленным в пол большим бетонным чаном.