Красный Петушок - [50]

— Гордый и храбрый человек, — было его единственное замечание.

Мы возвратились на «Викторию», и я поспешил успокоить Марию, что мы невредимы. Я нашел ее стоявшей у грот-мачты.

— Блэз! — сказала она. — Я очень боялась за вас, но вы сражались храбрее всех.

Я взял ее руки в свои и посмотрел в ее глаза; я был безрассудно счастлив — счастлив от ее похвалы, хотя был уверен, что не заслужил ее.

— Разве вы не видели, как сражался Мартин Белькастель? — спросил я.

— Нет, — сказала она просто, — я видела только вас.

И эти несколько слов обрадовали меня гораздо больше, чем похвалы, полученные мною после от Мартина и капитана Феннера.

Доктор Портер был несколько дней занят уходом за ранеными, и я уверен, что его веселая болтовня содействовала их выздоровлению так же, как и его хирургия и лекарства. Рука Мартина была повреждена не серьезно и скоро поправилась. Работа по ремонту судов и перегрузке сокровищ с «Донны Марии» на «Викторию» быстро продвигалась вперед, и уже на следующий день после полудня оба судна отправились в длинное путешествие — в Англию.

Дорога казалась бесконечной, потому, что «Донна Мария» двигалась очень медленно, и хотя «Виктория» была быстрым судном, но она вынуждена была примеряться к ходу своей пленницы.

В продолжение многих дней стояла прекрасная, теплая погода. Тихие, солнечные дни приносили покой нашим, измученным событиями последних недель, сердцам. Каждый вечер мы ходили по палубе, Мария и я, большей частью молча; временами Мартин присоединялся к нам и серьезно говорил о будущем с блеском в глазах; иногда и капитан Феннер делал с нами несколько туров по палубе. Раза два Тоби Тейлор спустился к нам, и ему приходилось с большим трудом сокращать свой длинный шаг, чтобы идти в ногу с Марией, причем он хохотал во все горло, делая маленькие шаги.

«Виктория» всегда будет занимать уголок в моем сердце, потому что на ее палубе в одну прекрасную ночь мы обручились с Марией, поклявшись друг другу в вечной любви; на ней мы строили планы о нашем будущем.

Наконец, в один ясный февральский день мы прибыли в Саутгемптон, где жители города чествовали нас в течение двух дней. Капитан Феннер так много наговорил о нашем участии при взятии «Донны Марии», что, как только мы появлялись на улице, нам со всех сторон пожимали руки и приглашали освежиться горьким элем, который так любят англичане.

Перед тем как мы оставили Саутгемптон, нам дали каждому по пятьдесят английских фунтов, что составляло нашу часть испанских сокровищ. Это было очень кстати, так как мы были совершенно без денег.

Глава XXIII Дорога в Мон де Марсан

Через несколько дней мы высадились с каботажного судна в гавани Бордо, и сердце мое наполнилось великой радостью, когда я снова вступил на землю моей родины, услышал вокруг звуки родного языка, увидел везде лица соотечественников. Честное слово, я с трудом удержался, чтобы не запеть от радости.

Мария обзавелась другим платьем еще в Англии; но Мартин и я, в наших рваных, грязных одеждах из оленьей кожи, с загорелыми лицами, со шпагами в изношенных ножнах, обращали на себя всеобщее внимание. Мартин немедленно послал письмо в Париж Николя с разными инструкциями, и в ожидании его мы сидели в гостинице, окруженные всеми удобствами.

Поэтому я не был удивлен, когда однажды утром меня разбудил монотонный голос:

— Доброе утро, мсье Блэз! Уже около часу, как солнце взошло и мсье Мартин ждет вас.

— Доброе утро, Николя, — сказал я, — как я рад видеть вас!

— Я также рад, мсье, — ответил он. — Я уже потерял было всякую надежду увидеть моего господина и вас. Какие приключения вы должны были пережить в этой чужой стране!

Его глаза блестели; он, очевидно, очень сожалел, что не принимал участия в этой экспедиции.

Поднявшись с постели, я увидел, что мои одежды из оленьей кожи исчезли, вместо них лежало новое платье из красного бархата, такая же шляпа с черным пером, новые сапоги и ко всему этому зеленые ножны для моей шпаги. От Николя я узнал, что обо всем этом позаботился Мартин.

Когда я вошел в общий зал гостиницы, там меня уже ждали Мартин и Мария; мы все сели за завтрак,

который начался для меня лично гораздо веселее, чем кончился, так как я узнал, что Мартин сообщил дяде Марии о ее благополучном возвращении во Францию и тот немедленно прислал за ней лошадей и людей, чтобы сопровождать ее к нему в Париж. Это меня очень огорчило, потому что Мария стала мне так дорога, что я не хотел с нею расставаться, и решил отправиться прямо в Париж и просить у ее дяди — графа де ла Коста — руки Марии. Она, со своей стороны, не советовала мне так поступать, говоря, что ее дядя очень добрый, но вспыльчивый человек и что, если я сразу приступлю к сватовству, могу получить отказ.

Мартин предложил, чтобы мы с ним отправились в Брео посмотреть, все ли там в порядке, а когда будем возвращаться а Париж, заехать в его маленькое имение вблизи Дижона.

— Такой план, — заключил он, — даст моему другу де ла Коста достаточно времени, чтобы привыкнуть к мысли, что вы вернулись; вы должны помнить, Блэз, что вы небогаты и не представляете блестящей партии для де ла Коста.