Красный Петушок - [46]

За час до рассвета мы четверо, спрятав Марию в лиственной чаще, пошли вперед. Мы бесшумно двигались между деревьями, скользя, как привидения, от одного дерева к другому по направлению . к костру, служившему нам маяком. Приблизившись к нему, мы стали двигаться с еще большею осторожностью; мы ползли дюйм за дюймом, шаг за шагом к тому месту, которое казалось нам наиболее благоприятным. Из-за нашего прикрытия мы заметили четыре неподвижные фигуры солдат, завернутых в черные плащи и спящих у костра, который представлял собою только массу горячей золы. При слабом свете была ясно видна пятая фигура полусонного, плохо исполнявшего свои обязанности часового. Олень указал нам на их оружие — мушкеты, шпаги, мечи и кожаные мешки, в которых находился порох; часть была прикрыта плащом часового. Наш союзник-дикарь изумил нас своей ловкостью: он направился прямо к костру сзади ничего не подозревающего испанца и беззвучно стал брать оружие совсем близко от него. Он брал его одно за другим и приносил к нам. Один раз часовой потянулся и зевнул, и душа моя ушла в пятки от страха, что он повернется и увидит Оленя, но краснокожий превратился в неподвижную статую, пока опасность не миновала. Закончив свою работу, он занял место вблизи нас. Мушкеты Меллон зарядил порохом из кожаных сумок.

На рассвете часовой поднялся с земли с очевидным намерением разбудить своих товарищей. Тогда мы сразу двинулись на него из кустов с мушкетами наготове. При виде нас он растерялся, остальные вскочили на ноги, но, как и часовой, дальше не двигались.

— Обезоружьте его! — скомандовал Мартин.

Меллон, находившийся ближе, опустил свой мушкет и направился к нему, — таким образом он невольно защитил его от нашего огня, что тот сразу же и учел. Быстрым движением он обнажил свой меч и бросился на Меллона. Мартин и я побежали к такому месту, откуда мы могли бы стрелять, в то время как Олень под угрозой мушкетов заставил остальных стоять неподвижно. Лезвие часового заблестело в воздухе, но раньше, чем он нанес удар, Меллон схватил его кисть, как стальными щипцами. Его правая рука поднялась и опустилась — раз, два, три. Испанец медленно опустился на колени.

— Иисус! — закричал он громко и повалился наземь. Меллон посмотрел на него одно мгновенье, затем он воткнул свой меч в песок, чтобы очистить кровавое пятно на нем.

— Прекрасная работа! — закричал Мартин.

Как только мы обезоружили наших пленников, я подошел к месту, где нас ожидала Мария, и нашел ее невредимой: она только очень беспокоилась за нас. Мы поторопились присоединиться к нашим товарищам; дорогой я ей рассказывал о только что произошедшем и о дальнейших наших планах.

Через час мы опять двинулись на юг. Наши пленники шли впереди нас и тащили наши тяжести, не совсем добродушно настроенные. Олень, по обыкновению, находился впереди; Мартин пристально смотрел на море, отыскивая обломки разбитых французских судов. Наконец, у длинной песчаной косы, на расстоянии выстрела от берега мы увидели обломки «Тринити».

Во время отлива мы подошли к этим обломкам, не замочив ног; лодок на палубе не было видно, но Меллон разыскал в трюме шлюпку, над которой, очевидно, работал судовой плотник. Нужно было добавить еще только несколько досок, оснастить и осмолить ее, и она была годна для плавания. К наступлению ночи это все было сделано, оставалась самая трудная для нас работа — снять ее с палубы и спустить на воду. Большую часть следующего дня наши пленные и мы сами усиленно работали над этим, и, когда солнце село, мы спустили лодку.

На следующее утро мы пустились в море.

Угрюмые испанцы гребли. Мартин сидел на корме лицом к ним с обнаженной шпагой на коленях, а Мария, я и Меллон сидели на носу. Я всячески старался устроить Марию поудобнее, расположив все наше скудное имущество, могущее ей чем-нибудь быть полезным, вокруг нее; я надеялся, что наше путешествие не будет долго продолжаться. Мы распрощались с Оленем, который возвращался в свою деревню; Мартин подарил ему мушкет и много военных припасов. Мария была очень огорчена расставанием с ним, так же, как и все мы. Медленно двигаясь на восток по спокойному, как мельничный пруд, морю, мы долго еще видели его темную фигуру на берегу. Наконец он сделал нам прощальный жест рукой, повернулся и скрылся в глубине леса.

Когда солнце поднялось выше, прозрачное море превратилось в лист блестящей меди, и с поверхности его поднялась невыносимая жара. Пот градом струился с нас, не было и дуновения ветерка, чтобы охладить нестерпимый жар. Мы часто прибегали к небольшой бочке с водой, взятой нами на «Тринити», и к концу дня я с ужасом увидел, что воды осталось очень мало. А земли все не было видно. Мартин направлял лодку наугад, разыскивая острова, которые он заметил, когда мы пришли впервые в Новый Свет; но наступило уже и второе утро, а мы ничего не видели на огромном морском пространстве — ни земли, ни судов!

К полудню запас воды истощился, и мы испытали первые муки жажды. Испанцы, с трудом работавшие веслами, стали роптать, бормоча что-то для меня непонятное. Лицо Мартина с каждым часом становилось мрачнее; он наблюдал за нашими пленными с блеском в глазах, ничего хорошего им не обещавшим. Мария была в лучшем состоянии, чем все остальные, потому что к ее порции воды я прибавил большую часть моей. От тяжелой работы и мучившей их жажды испанцы пришли в ярость. Один из них, самый большой, и, без сомнения, сильный и храбрый человек потребовал от Мартина воды.