Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов - [32]

Гудит в трубе ветер, свистит в голых ветвях тополя, гремит оторванной от ставня доской и несется прочь вдоль деревни на простор поскотины.

Солдаты 2-го батальона нехотя выползали из теплых домов, подымали воротники и, пряча от ветра лицо, строились. Суетились офицеры. Хриплые от надсадного крика голоса ветер нес вдоль улицы. Внезапно из снежного вихря, как призраки, выскочили один за другим всадники и врезались в строившиеся колонны солдат.

— Бузу-у-уй!

Все смешалось в один буйный вихрь — крик, выстрелы, вопли, стоны, свист ветра, ругань, взрывы гранат.

Белые бросали оружие, поднимали руки, с ужасом глядя на бешено крутившихся всадников.

Пленных сбивали в кучу и гнали за село…

Услышав вопли и выстрелы на улице, полковник Киселев выскочил во двор, рванул калитку и, попятившись, поспешно захлопнул ее.

К штабу скакала группа всадников.

«Свои или красные?» — пытался определить Киселев, выглядывая в щель калитки. У некоторых болтались на ветру плохо пришитые погоны, у остальных не было никаких погон. У одних зеленые ветки на шапках — отличительный знак белых, у других — звездочки.

— Что за черт! — недоумевал полковник.

Впереди, верхом на вороном коне, пригнувшись, скакал офицер в зеленой бекеше с погонами поручика. Чуть позади — стройный всадник с большой красной звездой на белой папахе.

Первый всадник подскакал к штабу и с ходу бросил в окно одну за другой гранаты. Раздались взрывы. «Вот он кто, этот поручик!» — запоздало сообразил Киселев, лежа в сугробе.

…Метель стихала. Торопливые змейки снега кружились на дороге, исчезали в переулках. Ребристые сугробы искрились на солнце. Голые ветки черемухи скребли по заиндевевшим стеклам.

Еще не остывший от боя Акулов бегал то комнате, зажав в руке трубку, тыкал мундштуком в телеграфный аппарат:

— Ну-ка, Нюрка, стукай снова в штаб.

Нюрка вызвала штаб:

— Начдив спрашивает о результатах.

— Ага! — Акулов остановился возле аппарата. — Докладываю: с командой в сорок человек перешел фронт, разбузовал семь деревень, захватил больше сотни пленных, обоз, с трофеями. У меня потерь нет.

Нюрка выстукивала…

Несмотря на трудности, формирование бригады шло быстрыми темпами, так, как этого требовала обстановка. В районе станции Кез по пути из Верещагино к Глазову инспектор кавалерии 3-й армии произвел смотр готовности бригады. Оценка была удовлетворительной.

После смотра Акулов поехал проводить инспектора до вокзала. Вернувшись в деревню Кезгурт, где расположился штаб бригады, Филипп увидел, что полки продолжают стоять в строю.

— В чем дело, товарищ Евсеев? — спросил он комиссара Путиловского полка.

Подъехал Евсеев и доложил:

— В полках нет курева. А ребята разведали, что у тебя в вещмешке имеется запасец махорки… Так вот, решили просить, чтобы ты дал им хотя бы по маленькой щепотке на цыгарочку…

— Ах вы, бузуи! — удивился Филипп. — Ведь кто-то же подсмотрел!

Видя улыбку и хорошее настроение комбрига, красноармейцы закричали:

— Не поскупись, Филя! У тебя ведь для трубки пшеничный табачок…

Подъехал и командир 2-го имени Акулова полка Винников сказать слово за своих питомцев-курильщиков.

— Ну уж ладно, раз такое дело, — продолжал улыбаться Филипп. — Надо дать на цыгарочку.

Ординарец принес вещевой мешок с махоркой. Достали, бочку и поставили ее у дороги. На бочку встал Филипп. Мимо него проезжали верхом на лошадях курильщики, получая свою порцию махорки.

Церемония раздачи окончилась, но конники не разъезжались. Стояли вокруг Акулова, дымили цигарками, шутили, смеялись.

В конце марта бригада прибыла в Глазов. Она считалась армейской единицей, но ее подчинили начальнику 29-й дивизии. В этом подчинении были большие неудобства, так как кавбригада сковывалась задачами дивизии, хотя могла бы выполнять более широкие оперативные задания, полученные из штаба армии. Возможности кавалерии поэтому не использовались с самого начала.

Бригада Акулова была поставлена в невыгодное положение. Сковывалась инициатива Акулова, которой он столь блестяще владел, ограничивалась самостоятельность, которой он так умело пользовался.

Кавбригада получила задание — обеспечить оборону Лесковского и Омутинокого заводов, расположенных севернее Глазова. Места там глухие, бездорожные, лесистые, бедные фуражом. Задание было рассчитано явно не на конную бригаду. Худшие условия для действий конницы было трудно придумать.

К заводам пролегали лишь узкие санные дороги, двоим не разъехаться, а кругом — лес, занесенный снегом. Пехотных частей, способных создать хоть какой-то заслон, бригада не получила, оборону надо было держать только своими силами, действуя в пешем строю. Противник же, 1-я Пермская дивизия, широко использовал лыжи и имел хорошую возможность маневрирования. Получалось так, что кавалерия, наиболее маневренный род войск, была прикована к месту, а пехота противника, имея к тому же большой численный перевес, обладала большой подвижностью.

Зная обо всем этом, Акулов дважды обращался к начдиву Грушецкому, пытаясь доказать нецелесообразность такой задачи, но так ничего и не добился. То ли по крайней необходимости, то ли по неразумному распоряжению бригаду направили именно туда — в глухие леса. Акулов, скрепя сердце, выполнил приказ, но, как оказалось впоследствии, ценой бригады…