Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - [24]

Иными словами: не бойтесь Кинг-Конга, он всего лишь кукла высотой 45 сантиметров.

Это была инаугурационная речь величайшего президента Франклина Делано Рузвельта, чье величие обусловлено уникальной гармонией цинизма с идеализмом.

А 10 марта гости премьеры документального фильма в нью-йоркском Palace Theatre услышали с экрана ставший за годы кризиса родным для всей Америки, вселявший надежду в самые тяжкие минуты голос, обычно комментировавший кинохронику Fox.

Сейчас он произнесет сильнейшие слова. Он скажет, что мы не должны ничего бояться. Вот, он сказал: «Мы не должны ничего бояться!»

Комментатора звали Лоуэлл Томас: это он в 1917-м разыскал и вписал в историю полковника Лоуренса, который еще не был Аравийским: это прозвище придумал Томас.

Герой, чьи слова он с придыханием предварял, – отнюдь не ФДР. Лоуэлл – автор 74-минутного монтажного фильма «Говорит Муссолини» (CBS, 1933).

Неважно, согласны мы с его политикой или нет. Нам интересен человек, ставший лидером благодаря себе одному ‹…› человек-вершитель. Он обладает редким даром: персональным магнетизмом. ‹…› Он грохочет, как буря. Он пылает, как Везувий. Он действует с изумительной быстротой.

Открывал фильм – под звуки фашистского гимна Giovinezza[6] титр:

Человек из народа, который погибает ради своего народа, будет вечно вдохновлять человечество. – Бенито Муссолини.

Первая половина фильма очерчивала путь «человека неукротимой энергии», поведшего «сильную, смеющуюся, храбрую молодежь» в черных рубашках на бой с «силами мрака, разрушавшими Италию». Вторую половину заняла речь дуче в Неаполе: каждое названное им достижение иллюстрировали кадры хроники. Америка впервые увидела политика, столь виртуозно овладевавшего многотысячной толпой. Томас резюмировал: Муссолини навел порядок, Муссолини модернизировал и привел Италию к процветанию, Муссолини гарантировал будущее белой расы.

Фильм стал сенсацией: при стотысячном бюджете собрал в прокате миллион. Свидетельствовало это не только и не столько о популярности фашистской идеи. Люди смотрели на Муссолини, но не видели его: они грезили о провиденциальном американском «Дуче». Фильм был выстрелом в сражении за «душу» ФДР, указывал новоизбранному президенту образец для подражания.

Многие из нас мечтают о диктаторе. Его имя не Муссолини, не Сталин, не Гитлер. Его имя – Рузвельт.

Такую листовку раздавали в Palace Theatre. Это действительно был вопль измученной души Америки, молившей не столько о диктатуре, сколько об избавлении от страха. Веселую альтернативу дуче составили три диснеевских поросенка (премьера – 27 мая 1933 года), распевавших, что им не страшен Серый Волк, которого при желании можно считать таким же воплощением Кризиса, как Кинг-Конга.

* * *

Еще через три недели, 31 марта, вышел фильм, премьера которого должна была состояться в феврале: лично ФДР убедительно попросил продюсеров придержать его до своей инаугурации.

Впрочем, «Архангел Гавриил над Белым домом» – не столько фильм, сколько программа спасения Америки, предложенная ФДР авторами, чей статус позволял делать такие предложения. Идея романа о том, что демократии в Америке пришел конец, осенила летом 1932-го Томаса Твида, помощника британского экс-премьера Ллойд-Джорджа, на средиземноморском отдыхе.

В начале января 1933-го продюсер Уолтер Вангер принес роман Херсту, в империю которого входила студия Cosmopolitan Pictures. Прокат ее продукции находился в руках MGM. Скрепя сердце, Херст, передавший 25 тысяч предвыборному штабу ФДР (вскоре он станет злейшим врагом президента, не оправдавшего его надежд), отправился на мучительные переговоры с Майером, истовым председателем Республиканского комитета Южной Калифорнии, мобилизовавшим всех своих звезд в поддержку Герберта Гувера. Идея конца демократии примирила их.

Экранный президент Хэммонд, развращенный, почти слабоумный, коррумпированный сибарит, был пародией сразу на двух президентов-республиканцев – Уоррена Гардинга и Герберта Гувера. Такая бесцеремонность потрясла голливудских цензоров до глубины души: они дважды отвергали фильм, требуя существенных изменений. Но изменить его суть было невозможно.

На свою беду и на счастье нации, Хэммонд любил быструю езду, попал в аварию и погрузился в необратимую кому. Тут-то в его тело и вселился Гавриил. Президент ожил, разогнал Конгресс, ввел чрезвычайное положение и, бесстрашно поговорив по душам с безработными и бездомными, осаждавшими Вашингтон, объявил широкую программу общественных работ. Гангстерским королям сухого закона он предложил убираться, пока целы, на историческую родину – в Италию.

Те ответили объявлением войны: обстреляли марш безработных, покушались на самого президента. Хэммонд бросил броневики на штурм гангстерских вилл. Пленных по скоропостижному приговору военно-полевого суда расстреляли в импровизированном концлагере. Не где-нибудь – на карантинном острове Эллис. Не как-нибудь – на фоне статуи Свободы. Принудив на десерт европейские нации к разоружению под дулами канонерок, Гавриил улетучился восвояси, оставив нацию оплакивать президента-спасителя.

Задержка премьеры создала изумительный эффект «петли времени». 23 марта закончилась демократия в Германии: речь Гитлера в Рейхстаге, принявшем «Закон о чрезвычайных полномочиях», почти дословно совпала с речью Хэммонда в Конгрессе. Третий рейх приветствовал «первый нацистский фильм», доказавший всемирное значение и силу идей нацизма. Зрители могли принять «Архангела» за оперативную реакцию на нацистский переворот.