Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - [23]

Миллион человек вышел на улицы крупнейших городов (6 марта 1930 года) в Международный день борьбы с безработицей. В сердце Манхэттена – на Юнион-сквер – собралась стотысячная толпа.

Женщин били по лицу кастетами, а на юношей набрасывались, избивая их, по шесть-семь полицейских. Одного старика загнали в узкий проход и колотили дубинками и кулаками, сбивали с ног, поднимали и снова били. Детективы, некоторые с репортерскими карточками за лентой шляпы, многие без полицейских значков, носились как бешеные в толпе и с криками избивали всякого, кто казался им похожим на коммуниста. – New York World.

Полиция и наемники Форда расстреляли из пулеметов в Детройте рабочую демонстрацию (7 марта 1932 года): четырех убитых хоронили под огромным знаменем с портретом Ленина.

Начальник штаба армии генерал Макартур и его адъютант майор Эйзенхауэр лично вели 28 июля 1932 года танки, кавалерию и пехотинцев на штурм палаточного городка ветеранов на Капитолийском холме. Ветераны явились со всех концов страны за справедливостью и положенными им выплатами. На Пенсильвания-авеню их преследовали кавалеристы майора Паттона. После 1945-го будет как-то неловко вспоминать об этих победах трех полководцев.

Ветераны, доказывая свою лояльность, не допускали в свой городок красных агитаторов. Да и сами коммунисты уже не поспевали за событиями: в 1931-м в партии состояли всего 9 219 человек.

Компартия, что касалось ее силы и численности, была почти что шуткой. – Жюль Дассен.

Подлинную силу «партии интеллигентных нью-йоркских евреев» составляли попутчики. Пятьдесят три ведущих беспартийных интеллектуальных и моральных авторитета – Теодор Драйзер, Джон Дос Пассос, Эрскин Колдуэлл, Уолдо Фрэнк, Линкольн Стеффенс – поддержали Фостера, кандидата в президенты от компартии.

Мы становимся на сторону рабочих, ибо все, что есть здорового и полезного в американской жизни, создано двумя классами: нашим классом работников умственного труда и «низшим» классом работников труда физического. Мы пожимаем руки нашим соратникам и вместе с ними отстаиваем право жить и работать. Мы утверждаем, что думать – наша прямая обязанность, и мы не позволим дельцам учить нас нашему делу. Как интеллектуальные рабочие мы заявляем, что стоим на стороне откровенно революционной коммунистической партии, партии рабочих. ‹…› Капитализм – разрушитель культуры, а коммунизм стремится спасти цивилизацию и ее культурное наследие от бездны, в которую низвергает ее мировой кризис. – «Культура и кризис», открытое письмо «всем писателям, художникам, учителям, врачам, инженерам, ученым Америки», сентябрь 1932 года.

Новый радикализм отражался в сущих пустяках. Но пустяки – самые весомые свидетельства эпохи.

Играя на танцульках, Гарольд Ром, соавтор бродвейских («Фанни») и голливудских («Дети на Бродвее», «Отдать якоря») мюзиклов, не отказывал себе в удовольствии контрабандой протащить несколько нот «Интернационала».

1930-е войдут в историю как «красное десятилетие». Эффектный термин ввел в оборот Юджин Лайонс – экс-редактор журнала «Общество друзей Советской России», экс-корреспондент ТАСС в США и «Юнайтед пресс» в СССР. Мечтавший в юности стать «вторым Джоном Ридом», Лайонс был первым западным корреспондентом, взявшим интервью (22 ноября 1930 года) у Сталина, «удивительно не похожего на хмурого, самодовольного диктатора, каким его обычно изображают».

Но, вернувшись из СССР, в середине 1930-х Лайонс – будущий первый западный пропагандист власовского движения и кумир Оруэлла, – полностью сменил политическую ориентацию. Один из манифестов его антикоммунизма – книга, как раз озаглавленная: «Красная декада. Сталинистское проникновение в Америку» (1941).

* * *

Премьера «Кинг-Конга» прошла на фоне новой, продолжавшейся уже две недели и казавшейся необратимой волны крахов – о банкротстве объявили еще три тысячи банков, – заставившей даже неизлечимого рыночного оптимиста, уходящего президента Гувера, выдохнуть: «Мы больше ничего не можем поделать».

Всего через два дня после погрома, учиненного обезьяной, США услышали слова, вселившие, несмотря ни на их предельную абстрактность, ни на злой ветер, обрушившийся, как дурное знамение, на Вашингтон, ни на то, что эти слова произнес почти беспомощный инвалид, надежду:

Единственное, чего мы должны бояться, – это сам страх, безымянный, бессмысленный, ничем не оправданный страх, который парализует силы, необходимые для перехода от отступления к наступлению. ‹…› Изобилие у нас на пороге, но широко использовать его невозможно ‹…› главным образом, потому, что люди, управляющие товарооборотом, из-за своего упрямства ‹…› потерпели крах, признали поражение и умыли руки. Бесчестные менялы осуждены общественным мнением, и люди отреклись от них и в сердце, и в мыслях своих… Менялы покинули свои высокие места в храме нашей цивилизации. ‹…› Народ Соединенных Штатов не потерпел поражения. В трудный для него момент он потребовал прямых и решительных действий. Он требует дисциплины, порядка и руководства. Теперь он сделал меня орудием своей воли. Я принимаю на себя эту ответственность, разделяя волю тех, кто на меня ее возложил.