Красный кристалл - [8]

— Я была тут с Гедриксом много веков назад, — отозвалась принцесса. — Тогда здесь всё было иначе. Это была нормальная местность. Гедрикс разместил Кристалл в глубокой пещере и запечатал вход заклинанием.

— От людей?

— От меня, — призналась Гранитэль.

— ?!!

— Он не позволил мне поднять Алариха. И воспрепятствовал всеми мерами такой возможности в дальнейшем — даже после своей кончины. Гедрикс долго носил с собой Перстень, но потом избавился от него, надёжно спрятав.

— Но почему?! Я думал, он любил Алариха!

— Любил.

— И тебя тоже он любил, — глухо ответил Лён, начиная проникаться ощущениями тяжёлой внутренней драмы давно сгинувшего героя.

Да, он мог представить себе длительный процесс постепенного душевного одичания Гедрикса, память которого была глубоко поражена виной за гибель двух существ, которых он любил. Трагедия, переживаемая им в себе, без чьего-либо участия, сочувствия, понимания, изменила его характер, сделала его угрюмым и необщительным. Он должен был оберегать от чужих глаз свою тайну, которая звалась Исполнением Желаний, и сам не смел прибегнуть к услугам Перстня. Только голос, бесплотный голос ушедшей любви сопровождал его повсюду, пока не стал ему невыносим. Тогда он замуровал свой перстень в какой-нибудь неприступной башне без входа и остаток жизни провёл в скитаниях без смысла и без цели. Как он мог позволить Гранитэли оживить Алариха, чтобы сказать другу, которого от ужасной смерти и воскрешения не отделял и миг: твоей принцессы нет, Аларих, остался только голос. И признаться, что он сам был тому причиной: в попытке спасти друга Гедрикс погубил не только его невесту, но и весь мир Алариха. Как поступил бы Лён в таком случае?

«Я бы не усомнился. Если есть возможность оживить его, я бы не стал медлить»

Не затем ли, в конце концов, он сюда явился. Осталось только найти Кристалл.

Лён тронул повод, побуждая Сияра подняться в воздух, и лунный конь с шумом расправил крылья, взял прямо с места и крутыми виражами пошёл вверх. С высоты всё было видно гораздо лучше. Тусклое бледное солнце к этому времени поднялось уже достаточно, и его пыльный свет затопил каменистую впадину, которой при прежнем облёте здесь не было и в помине. Никаких лесов — сплошной камень. Неровный рельеф местности, глубокие впадины, выветренные горы далеко распространялись во все стороны. Нигде нет и клочка зелени. Ни одной хоть сколько-нибудь приметной вершины — всё мелкое, обсыпавшееся, серое, сухое. Нет ни следа речки, и вообще никакой воды. Над всем висит пелена, словно самый воздух тут насыщен пылью. Та скала, от которой начался путь в эту аномалию, одна торчала среди безжизненной равнины, а на её макушке красовалась бледная зелень — единственный клочок живого.

Сияр медленно летел над широким каменным котлованом, иногда снижаясь, чтобы всадник мог разглядеть, что там, внизу. Там встречались неглубокие пропасти, сухие русла, по которым когда-то, возможно, текли реки, бесформенные нагромождения камней. Наверху воздух был гораздо чище, и дышать было легче.

— Была ли тут когда-либо жизнь? — спрашивал у Перстня Лён.

— На моей памяти была, — отвечала принцесса. — Тогда тут были леса и реки. Жили люди.

Небольшая возвышенность, лежащая внизу, имела форму неправильного плоского круга — она, словно плыла среди хаотического нагромождения валунов. Зато на этой плоской макушке очертания хлама, оставленного временем, имели странную правильность — как будто кто-то сгрёб мусор в формы близко лежащих прямоугольников.

— Похоже, тут когда-то был город, — заметил Лён, давая команду на снижение.

Сияр плавно обошёл по кругу это плато, оказавшееся совсем не маленьким — на нём действительно мог разместиться средневековый город. Но со стороны впечатление правильности исчезло — теперь тут просто были кучи мусора, мелкой каменной крошки. И всё же Лён решил совершить посадку.

Ничего интересного тут не оказалось. Возможно, тут когда-то было поселение, и эти кучи мусора могли остаться от стен и кровель. Гора щебёнки на краю плато могла быть замком, но не осталось ни следа человеческой деятельности — ни кусочка металла, ни разбитого горшка. Такое впечатление, словно эти кучи мусора тщательно просеяли, стремясь уничтожить все следы человеческой деятельности. Лён обследовал развалины, разглядывал сухие камни, ища следы обработки или разрушения. Всё было сухое и крошилось в пальцах, рассыпаясь в песок. Наконец, он оставил своё занятие и осмотрелся: кругом всё было молчаливо и безжизненно. Ни птиц, ни зверей, ни насекомых. Гнетущее впечатление. Единственные звуки издавали только Лён и его конь. Сияр нетерпеливо фыркал, нервно мёл хвостом и недовольно косил глазом — ему не терпелось улететь отсюда, и только странный интерес хозяина к этим сухим останкам жизни удерживал коня от порыва.

— Да, надо уходить, — сказал хозяин, высыпая из ладони белесые крошки. — Только куда идти?

Как покинуть это место? Как вернуться обратно, в живой мир?

— Ты говорила, Гранитэль, что мне придётся проходить один слой реальности за другим? — вспомнил Лён. — Похоже, мы попали в реальность, которая завершает все слои. Это конец мира. Как миновать его?