Красный корсар - [83]

На расстоянии мили от них двигалось судно, уверенно и легко преодолевая бурные волны, в которых мучительно барахтался баркас. Судно несло всего один парус, который казался лишь маленьким снежным облачком, плывущим по воздуху. Высокие мачты изящно склонялись к косматой груди океана, точно ища спасения от бесконечной качки на поверхности волнующейся стихии. Бывали мгновения, когда длинный и низкий черный корпус судна будто отдыхал, прильнув к гребню волны, и вода, сверкая в солнечных лучах, сбегала с его бортов; но вот и баркас и судно ныряли вниз, и все исчезало, так что нельзя было разглядеть даже кончики самых высоких мачт.

Убедившись, что их надежды сбылись, миссис Уиллис и Джертред склонили голову и излили свою благодарность небу в страстной, хотя и молчаливой молитве. Радость Кассандры проявилась гораздо более бурно и несдержанно. Простодушная негритянка смеялась сквозь слезы, громко ликуя, что ее молодая госпожа да и она сама спасены от ужасной гибели. Но в искаженных тревогой чертах Уайлдера они не прочли ни ободрения, ни надежды.

— Теперь мы вполне можем надеяться на спасение, — сказала миссис Уиллис, схватив моряка за руку. — И тогда, храбрый и превосходный молодой человек, мы найдем случай доказать, как высоко мы ценим оказанную нам услугу.

Уайлдер не стал омрачать этот взрыв радости, но он не сказал ни слова в ответ и ничем не показал, что разделяет эти чувства.

— Неужели вас печалит, что мы наконец можем спастись от этих страшных волн? — с удивлением спросила Джертред.

— Я бы с радостью отдал жизнь, чтобы защитить вас от малейшей опасности, — возразил молодой моряк, — но…

— Сейчас не может быть иных чувств, кроме благодарности, — прервала его гувернантка. — Я не стану слушать ваши холодные рассуждения. Что означает это «но»?

— Добраться до судна не так-то легко, как вам представляется, — шторм может помешать нам. По правде говоря, терпящие бедствие часто видят суда, но суда эти не всегда замечают их сигнал.

— К счастью, наша судьба не так жестока. Я понимаю, вы не хотите подогревать наши надежды, так как они могут обмануть нас; но я слишком часто подолгу вверялась этим опасным стихиям и убедилась, что тот, кто находится на ветре, может давать сигнал или не давать — это зависит только от него.

— Вы правы, мы находимся на ветре, и, будь мы на корабле, я легко подошел бы к этому судну на расстояние человеческого голоса. Оно, конечно, тоже идет близко к ветру, по все же шторм не настолько силен, чтобы заставить такое крепкое судно идти почти без парусов.

— Значит, они нас заметили и ждут, когда мы подойдем?

— Нет, нет! Слава богу, нас еще не заметили — наш маленький парус совсем сливается с брызгами пены. А если и заметят, то примут наш баркас за чайку или за гребень волны.

— И за это вы благодарите бога? — воскликнула Джертред, глядя на встревоженного Уайлдера с изумлением, которое сумела скрыть ее более выдержанная наставница.

— Разве я благодарил бога за то, что нас не видят? Наверно, я не так выразился. Это вооруженный пушками корабль.

— Вероятно, королевский крейсер! Тем лучше, уж тут-то нас примут с радостью. Дайте же поскорее какой-либо сигнал, а не то они прибавят парусов и уйдут от нас.

— Вы забываете, что в этих водах может встретиться и вражеское судно. Что, если это французы?

— Я не боюсь благородного врага. Даже пират не откажется предоставить убежище женщинам, попавшим в беду.

Наступило глубокое молчание. Уайлдер, напрягая зрение, пытался как можно лучше разглядеть судно; занятие это, видно, не доставляло ему никакого удовольствия.

— Мы пойдем вперед, — сказал он наконец, — и так как судно лежит на другом галсе, попробуем занять такое положение, которое даст нам возможность двигаться в любом направлении.

На это его спутницы ничего не могли возразить. Миссис Уиллис была поражена непонятной холодностью, с какой молодой моряк встретил надежду на спасение из безвыходного положения, в котором, по его собственному признанию, они очутились; однако она склонна была пытаться сама угадать причину такого поведения, не беспокоя его явно бесполезными расспросами. Джертред же просто удивлялась, хотя, сама не зная почему, готова была думать, что он прав. Одна Кассандра была возмущена. Она громогласно изъявляла свое негодование, доказывая, что нельзя терять ни минуты, и заверяя рассеянно слушавшего ее Уайлдера, что генерал Грейсон будет сильно разгневан, если из-за его упрямства с юной госпожой что-нибудь случится. Высказав это, она оставила нашего моряка поразмыслить о последствиях неудовольствия генерала, которого, по простоте своей, боялась больше, чем гнева монарха. Наконец, рассерженная дерзким безразличием Уайлдера, негритянка позабыла всякое к нему почтение и, ослепленная страхом за ту, кого любила и почитала более всего на свете, схватила шлюпочный крюк, тайком привязала к нему полотняную тряпку, захваченную с затонувшего судна, и, прежде чем спутники успели ей помешать, выставила этот трепещущий флаг над приспущенным парусом. Правда, испуганная яростным взглядом капитана, она быстро убрала свой сигнал; однако, как бы коротко ни было торжество негритянки, оно сыграло свою роль.