Красный Гигант - [5]

Красноармейцы, едва доходившие церковными маковками шлемов рослому доктору до плеча, стали прикладами подталкивать его к вороненому боку ближайшего снаряда.

– К матерой стенке ведите! - прикрикнул Кирпотин. - Попортите мне технику!

– Кончать, что ли? - тихо спросил подскочивший откуда-то Яшка.

– Обожди…

Понятливый Яшка кивнул и снова исчез.

Комбриг подошел к снаряду и коснулся теплой брони. Махина возвышалась над головами, будто четвертная бутыль густого черного крымского вина, стоящая посреди рассыпанного по столу гороха. Одной из горошин, подкатившейся к самой бутыли, был он, комбриг Кирпотин.

– Добротно сделано. Ни шва, ни заклепочки. Где ж тут садиться?

– А на другой стороне дира е! - живо доложил Тищенко.

– Ну, пойдем посмотрим…

Яшка любезно проводил доктора до места, приказал бойцам поставить его у шершавой стены подальше от выхода из пещеры, а самим отойти на положенное расстояние и заряжать. Оставшись с пленным наедине, ординарец сочувственно вздохнул.

– Плохи дела твои, отец. Товарищ Кирпотин шутить не любит. У нас ведь это просто - именем революции, и ты уже стучишься в дверь ко господу-богу нашему. Ан бога-то и нет! Это товарищ Плеханов на опыте доказал. Очень даже глупо может получиться… Семья есть?

Горошин свирепо покосился на Яшку, но снова ничего не сказал.

«Ага!» - подумал ординарец.

– Надо, надо говорить, папаша, - Яшка дружески похлопал Горошина по плечу. - Нечего семью сиротинить. Никто тебе за это спасибо не скажет. Врангелю - конец! Новая жизнь наступает, а ты в расход просишься.

Он укоризненно покачал головой, будто поучал неразумное дитя, а не гордого седого великана.

– Вон товарищ Кирпотин идет! Давай, отец, крой, как на исповеди! Но доктор Горошин не собирался разговаривать ни с красным командиром, ни с его ординарцем.

– Ну, гляди, тебе видней… - Яшка сплюнул под ноги и пошел навстречу командиру.

– Как он? - тихо спросил Кирпотин.

– Кобенится, гадюка! Но ничего, у меня заговорит! Бил?

– Еще нет. Думаю малость постращать. Есть одна зацепочка… Комбриг дернул усом.

– Быстрее стращай! Времени нет! Уйдут белые - своим ходом пущу на небо, догонять! Ты видал, сколько там ручек-штучек, в той машине? Без спеца нам за сто лет не разобраться! Уж на что я машин всяких повидал - и на Путиловском, и на Пресненских мануфактурах спину гнул, - а все равно ни черта лысого не разобрал. Нужен спец.

– Так это мы щас! - Яшка уверенно сдвинул папаху на затылок, подмигнул красноармейцам так, чтоб не видел пленный, и скомандовал:

– Становись! Цельсь! Именем…

– Стойте! - раздался вдруг в глубине пещеры высокий, отчаянно срывающийся голос.

Из зелени тумана выбежала девушка в распахнутой шубке поверх легкого платья. Длинная коса растрепалась, развязавшаяся лента болталась хвостами, расширенные в испуге глаза заплаканы. Но первое, что поразило всех, от комбрига до красноармейца, был не растрепанный вид девушки, а ее красота.

Из-под покрасневших век сверкали влажной зеленью большие, как два моря, глаза. Волосы цвета спелого поля оттеняли южный загар лица. Губы, не знавшие карминов и помад, горели собственным пламенем.

«Ишь какая! - подумал ординарец и невольно разулыбался. - Вот ведь, кабы не война, так и глазом не глянула бы на меня, этакая-то краля! А теперь - совсем другая история. Может, и наш черед пришел…»

– Папа! - крикнула девушка, ловко проскочив между красноармейцами и бросаясь на шею доктору. - Папа! Что они делают?! Ведь ты же ни в чем не виноват! Это ошибка, правда? Скажи им!

Она заглядывала в глаза отца - те же два моря под седой пеной бровей. Она привыкла читать ответы на все вопросы, ныряя в их глубину. Но сейчас они были темны и бездонны…

– Никак дочка, Степан Анисимыч! - радостно шепнул на ухо комбригу Яшка. - Так я и думал, что есть у него якорь на этом свете!

– Вот теперь и побеседуем! - Кирпотин направился к пленному.

– Господи, Катя! - лихорадочно шептал Горошин, покрывая поцелуями глаза, губы, лоб, волосы девушки.

Веревки, стягивающие ему руки за спиной, опасно трещали.

– Зачем же ты пришла?! Что ты наделала, дочь»!

– Дочка ваша? - тепло, по-родственному спросил комбриг. Один ус его смотрел вверх, другой вниз, что на этом нетесаном лице должно было изображать улыбку.

– Хорошая девушка. Прямо невеста! А который годок? Катя отвернулась от него, прижавшись лицом к груди отца.

– Послушайте! - взволнованно заговорил Горошин. - Поверьте же мне наконец! Они улетели навсегда! Очень далеко, к звездам. Никакой опасности от них больше быть не может! Они все равно что умерли!

– Кому это все равно? - оборвал его Кирпотин. - Это тебе все равно! А Советской республике не все равно! Ей покою нет, пока жива хоть одна белая гнида! Хоть на звездах, хоть на облацех! Повсюду будем бить ее, до полного искоренения! И ты нам поможешь.

Доктор молчал.

Катя снова заглянула ему в глаза.

– Нет, - произнес Горошин. - Я не стану… Комбриг развел руками.

– Ну, нет, так нет. Придется нам самим за ручки подергать, наудачу.

– Попробуйте, - доктор усмехнулся. - Но это верная смерть.

– Так ведь мы не сами дергать будем, - разулыбался Кирпотин. - Мы вот Катю попросим! - и, обернувшись к конвойным, добавил: - Взять!