Красный газ - [76]

Загс был в двух кварталах от Салехардского управления милиции и уголовного розыска – в таких провинциальных городах, как Салехард, все городские учреждения располагаются рядом, в центре города.

Я почти вбежала в загс. Конечно, здесь было пусто и тихо: никто в эти сумасшедшие дни не регистрировал браки, новорожденных младенцев, разводы и даже смерти. Но заведующий загсом был на месте, и это было первым знаком восстановления порядка в округе – люди стали выходить на работу! Не пройдет и двух-трех дней, как в этом загсе жизнь снова забьет ключом: молодежь будет регистрировать свадьбы, разводы, новорожденных младенцев, и по любому поводу шампанское будет шумно стрелять пробками в потолок, коньяк и водка будут щедро литься на пол из переполненных бокалов, и хрустальные фужеры будут со звоном разбиваться о каменное крыльцо. В должности заведующего загсом нужно быть либо железным трезвенником, чтобы выдержать натиск спиртных подношений, либо иметь лошадиное здоровье, чтобы каждый день пить с новобрачными…

Заведующий Салехардским загсом был явно из второй категории. Крепкий старик в волчьем полушубке, он с откровенной жадностью алкоголика вскинул на меня глаза, едва я вошла в загс. Но, узнав, что я не новобрачная, а следователь, старик потух и по моему требованию принес мне, шаркая валенками, «Книгу регистрации актов гражданского состояния, апрель – май – июнь 1978 г.». В этой книге регистрируются все рождения и все смерти, происшедшие в городе.

Я открыла книгу и на странице с датой «19 мая» нашла запись:

«Вэнокан Окка Ноговна, 1966 года рождения, скончалась в ночь с 17 на 18 мая от приступа астмы. Похоронена на Ненецком кладбище. Основание: медицинское заключение номер 852/6 от 18 мая 1978 года»

От приступа астмы! Вот каким образом Воропаев, Хотько и Розанов избежали огласки этого убийства. Даже если извлечь труп из могилы и сделать судебно-медицинскую экспертизу, сегодня – через пять с лишним лет! – вряд ли найдешь в этих останках девочки следы розановской спермы или легочного заболевания. Но чтобы докопаться до истины, мне и не нужно было извлекать останки девочки из могилы в тундре.

– Мне нужно медицинское заключение о ее смерти, – сказала я заведующему загсом.

Старик прошаркал валенками к высокому шкафу с картотекой, долго возился с накидным замком-засовом, запирающим сразу все ящики, затем выдвинул наконец один ящик, достал перевязанную шпагатом толстенную папку с жирной надписью чернилами: «1978, АПРЕЛЬ – МАЙ – ИЮНЬ». Развязал шпагат, послюнявил грязный палец и стал листать стопку медицинских заключений. Через минуту – длиннейшую минуту в моей жизни! – он вытащил из стопки лист бумаги и протянул мне.

Это не было медицинское заключение.

Это был стандартный бланк уголовного розыска Салехардского городского управления милиции. На бланке была короткая, напечатанная на пишущей машинке запись:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 774 ОТ 2 ИЮЛЯ 1983 ГОДА

Я, X. Вэнокан, следователь угро Салехардского управления милиции, ПОСТАНОВИЛ:

В связи со служебной необходимостью изъять из архива Салехардского загса медицинское заключение номер 852/6, выданное 18 мая 1978 года О. Хотько, главврачом Салехардской детской больницы.

Подпись X. Вэнокан 2 июля 1983 года

Эти несколько строк избавили меня от всех сомнений. Я высчитала: 20 июня – традиционный день защиты дипломов в МГУ; 25-го – торжественное вручение дипломов и вечером – банкет. Поезд от Москвы до Салехарда идет трое суток. Значит, не позже чем 29–30 июня 1983 года Худя вернулся из Москвы в Салехард и вступил в должность следователя в Салехардском управлении милиции. И первое, что он сделал, – изъял медицинское заключение о смерти своей сестры, подписанное одним из убийц. Не потому ли эти Розанов, Хотько и Воропаев не кричали и не звали на помощь, когда убийца отрезал им половые органы и уши, не потому ли не кричали, что убийца держал перед их глазами это липовое медицинское заключение?

Подойдя к столу заведующего загсом, я сняла телефонную трубку.

– Коммутатор? Гостиницу «Север», дежурного по штабу.

Через секунду в трубке послышался четкий рапорт:

– Дежурный по штабу полковник Хропачев слушает!

– Товарищ полковник, говорит следователь уголовного розыска Анна Ковина. Сегодня утром в ненецком зверосовхозе «Светлый путь» ваши десантники захватили американца по фамилии Зигфрид Шерц! Вы знаете, где он сейчас находится?

– А чего это уголовный розыск снова им интересуется? Я уже сказал утром вашему следователю – этого американца КГБ увез в Уренгой. У вас там левая нога не знает, что делает правая, что ли?

– Какому следователю вы это сказали? – спросила я, похолодев. – Как его фамилия?

– Да кто его знает, как его фамилия! Ненецкая какая-то фамилия…

Я перехватила воздух открытым ртом. В Салехарде есть только один следователь с ненецкой фамилией! Худя Вэнокан! Худя, который, по словам секретарши в угро, час назад улетел в Уренгой…

– Товарищ полковник, – сказала я просительно. – А вы не могли бы связаться сейчас с Уренгойским КГБ и выяснить, где сейчас этот Зигфрид Шерц?

– В Уренгое сейчас сумасшедший дом – готовятся к прилету правительства на открытие газопровода. Если хочешь, я могу связать тебя с уренгойским гэбэ по нашему радио, и выясняй у них сама…