Красный гаолян - [148]

— Готовьтесь к похоронам!

После ухода лекаря бабушка с дедушкой помрачнели. Бабушка всю ночь напролёт шила для Ласки погребальную одежду, а дедушка отправил дядю Лоханя к плотнику выбрать гроб.

На следующее утро бабушка с помощью нескольких соседок переодела вторую бабушку в новое одеяние. Теперь она, без тени обиды на лице, лежала на кане, облачённая в красную шёлковую рубашку, синие атласные штаны, зелёную шёлковую юбку и вышитые алые туфельки. Губы расплылись в улыбке, а грудь всё ещё вздымалась, хотя дыхание время от времени прерывалось.

В полдень отец увидел чёрного как сажа кота, который прогуливался по крыше, наводя ужас своими криками. Отец поднял камень и метнул его в кота, тот подпрыгнул, а потом неспешно пошёл дальше.

Когда зажгли фонари, работники винокурни вынесли гроб и поставили во дворе. Бабушка зажгла в комнате лампу на соевом масле и по особому случаю опустила в масло три фитиля, скрученных из ситника, поэтому дым, поднимавшийся в комнате, отдавал жареной бараниной. Все взволнованно ждали, когда же Ласка испустит дух. Отец спрятался за дверью, глядя на уши Ласки, которые при свете фонаря казались похожими на прозрачное стекло, его душу охватило странное ощущение таинственности происходящего. В этот момент он почувствовал, что по крыше снова ходит тот чёрный кот — словно бы увидел, как в темноте светятся фосфором его глаза, и услышал его сладострастное мяуканье. Волосы отца встали дыбом, как колючки у ежа. Внезапно вторая бабушка распахнула глаза — зрачки не шевелились, однако веки трепетали, словно на них падали капли дождя. Её лицо свело судорогой, губы искривились — раз, другой, третий, — после чего изо рта Ласки вылетел звук ещё отвратительней, чем кошачий концерт весной. Отец увидел, что золотистые языки пламени в масляной лампе тут же стали зелёными, как перья лука, и в этом свете лицо Ласки окончательно утратило человеческие черты.

Сначала бабушка даже обрадовалась, что Ласка ожила, но радость быстро сменилась ужасом.

— Сестрёнка, ты чего? Сестрёнка?

Вторая бабушка разразилась бранью:

— Сукины дети! Не ждите пощады! Вы сгубили моё тело, но душу мою не сгубите! Я с вас шкуру живьём спущу, жилы повыдёргиваю!

Голос был непохож на голос Ласки — казалось, его обладательнице уже далеко за пятьдесят.

Бабушка попятилась.

Веки Ласки всё так же трепетали с бешеной скоростью, изо рта вырывались дикие крики и проклятья, аж крыша сотрясалась, и все присутствующие похолодели от страха. Дедушка ясно увидел, что тело Ласки от шеи и ниже застыло, словно деревянная палка, и не понимал, откуда у неё берутся силы для истошных воплей.

Он не знал, что делать, и послал отца на восточный двор за дядей Лоханем. Страшные крики Ласки были слышны даже там. В комнате у дяди Лоханя собрались семь или восемь работников винокурни, которые с жаром обсуждали происходящее, однако при виде отца замолчали. Отец сказал:

— Дядя Лохань, названый отец зовёт!

Лохань вошёл в комнату, искоса посмотрел на вторую бабушку, а потом вывел дедушку наружу. Отец тоже увязался за ними. Дядя Лохань тихонько сказал:

— Хозяин, она давно умерла, не понятно, что за бес вселился в тело.

Ещё не успели отзвучать его слова, как вторая бабушка громко завопила:

— Лю Лохань, сучий ты потрох! Ждёт тебя страшная смерть. Жилы вырвут, кожу спустят, хрен отрубят…

Дедушка и дядя Лохань переглянулись и замолчали. Дядя Лохань подумал немного и велел:

— Надо обмыть её водой из низины, та вода демонов изгоняет.

Вторая бабушка в комнате не переставала ругаться на чём свет стоит.

Дядя Лохань принёс в глиняном сосуде грязной воды и привёл с собой четырёх крепких работников винокурни и тут услышал, как Ласка в комнате безудержно расхохоталась:

— Лохань, Лохань, лей давай! Тётка твоя напьётся!

Отец увидел, как один из работников винокурни взял воронку, которой разливали гаоляновое вино на продажу и с силой вставил в рот Ласки, а второй поднял сосуд и начал вливать воду. Вода в воронке закручивалась и стекала вниз так быстро, что трудно было поверить, будто вся она попадает в живот Ласки.

Когда в неё влили всю воду, вторая бабушка притихла. Живот её был совершенно плоским, а в груди что-то булькало, словно бы она дышала.

Все с облегчением перевели дух. Дедушка Лохань объявил:

— Хватит!

Отец снова услышал топот на крыше, словно бы там шастает чёрный кот.

На лице Ласки опять расцвела очаровательная улыбка. Шея вытянулась, как у кукарекающего петуха, кожа натянулась так, что стала прозрачной, а изо рта хлынула фонтаном мутная вода. Столб воды бил чётко по вертикали, а на высоте больше двух чи внезапно раскрывался, как лепестки хризантемы, которые осыпались на новое погребальное одеяние.

Фонтан так напугал четырёх работников винокурни, что они пустились наутёк. Вторая бабушка пронзительно закричала:

— Бегите, бегите, всё равно не убежать! Не скрыться! Монах убежит, а храм никуда не денется.

От этого крика у них душа ушла в пятки, парни жалели, что у них всего по две ноги.

Дядя Лохань с мольбой посмотрел на дедушку, а тот в ответ с мольбой посмотрел на дядю Лоханя, их взгляды встретились, превратившись в два беспомощных вздоха.