Красный флаг над тюрьмой - [40]

— Они выпускают уже с 1970 года.

— А почему? Опять-таки из-за материальных причин. Из-за грубой прозы. Вы же знаете, как неспокойно у нас на национальном фронте. Мы были с Руфочкой в прошлом году в Мордовии. Кто когда слышал о мордовском национализме? Теперь наши знакомые — интеллигентные люди — говорили нам: "Мы оккупированы! Боже мой, мы погибаем от русификации!" Я спрашивал узбеков и туркмен: "Почему вы не довольны русскими? До революции у вас ведь не было ни собственных врачей, ни артистов, ни заводов, ни Академии наук". И знаете, что они мне ответили: "Если бы наша республика была самостоятельной, мы бы за свой хлопок и свое золото получили от Америки в сто раз больше помощи, чем от Москвы, и никто не запрещал бы нашу веру, нашу культуру, наши обычаи!" А в Литве? Это же было только нынешним летом. Мой коллега как раз был в Каунасе, видел, как студенты Политехнического института разнесли магазин политической литературы, как били милиционеров и кричали: "Свободу Литве!" А ведь и в Литве до русских не было таких заводов, Академии наук, стольких врачей и артистов. Не-ет, не хлебом единым сыт человек. Ему нужна свобода, в том числе национальная. И тут мы, евреи, — дрожжи, поднимающие тесто всеобщего недовольства. У нас у всех родня за рубежом, мы читаем письма, рассказы о жизни по ту сторону расходятся кругами по воде… Мы, самые угнетенные из угнетенных наций в этой тюрьме народов, больше других ощущаем русификацию, ассимиляцию и т. д. У всех национальностей Союза хоть видимость имеется развития: у латышей, литовцев, эстонцев, туркмен есть газеты, есть театры, есть песни. У нас нет ничего. Мы видим так называемую ленинскую национальную политику во всем ее истинном, обнаженном виде. В ее абсолюте, отрицающем национальное вообще. И мы заставили другие национальности СССР взглянуть пристально на то, что выдается за культуру, национальную по форме, социалистическую по содержанию.

И что же? Оказывается, все латышские песни прославляют мудрую партию, все танцы рассказывают о прелестях колхозной жизни, книги превозносят присоединение к СССР… Наши правители при всей их невежественности помнят историю. Рим развалили иностранные рабы, Австро-Венгрия распалась из-за восстаний словаков, чехов, венгров и т. д. И СССР развалится. Так что высылка евреев, называйте это эмиграцией, если хотите, — один из путей сбросить лишнее давление. Меньше евреев, уже легче. Притом еще и капитал можно нажить — золото, и капитал политический: вот де, как Москва слушается общественного мнения Запада! Значит, не совсем пропащая страна. С ней еще и торговать можно, и мирный договор заключать.

— Не знаю, — сказал Миша, — очевидно, вы правы. Я тоже говорю себе, что если бы они были глупы, все давно развалилось бы. Но если это так, то становится страшно. Они могут дожить до момента, когда нажмут на красную кнопку ядерной войны.

— Не будем пессимистами! — Георгий Константинович поднялся. — Будем надеяться на зрелость Запада. И на Китай.

27

— Что он хотел?

— Он принес деньги.

— Так мы уедем?

— У тебя совесть есть? Человек продал свои книги по искусству, он копил их годами, может быть недоедал, отрывал от себя, он стоял не меньше трех часов, чтобы сдать книги в антиквариат, ты же видела, какие там бывают очереди, и принес деньги нам, а ты спрашиваешь только одно: что он сделал для нас.

— Откуда я знаю? Может быть, он нам должен?

— Ничего не должен. Мы ему должны. Неизмеримо много.

— А кто они нам?

— В том-то и дело, что никто. Тетя Руфа, жена Георгия Константиновича, была подругой моей покойной сестры.

— Почему мы к ним не ходим?

— А как мы можем ходить к людям, если мы не можем привести людей к себе?

Они вышли из дому, под снег с дождем, пошли до станции Ошкалны, но электричка опаздывала, и они спрятались внутри, в зале для пассажиров, пропахшем табаком и пылью.

Там было людно, вносили и выносили чемоданы, узлы, кричали дети на руках у матерей, пьяные отцы прилипали к скамьям, и в который раз Миша с тревогой и сожалением подумал, что в Советском Союзе, сколько ему приходилось видеть все больше и больше пьют, очевидно, с ведома властей, иначе магазинам не давали бы столько водки для "плана" и не было бы премиальных за водку в ресторанах и буфетах. А народ на глазах вырождается: когда бываешь в толпе, особенно на вокзалах, бросается в глаза обилие низкорослых, с низкими лбами, с тупым выражением лица, с кривыми ногами, скверными зубами. И чем младше возраст, тем больше среди них таких неразвитых… Уже и в официальном, для учителей, бюллетене министерства просвещения Союза говорится, что 14% школьников — дебилы, 36% — дети распавшихся семей, где отцы либо в тюрьме за преступления, совершенные по пьянке, либо в психлечебницах на почве того же алкоголизма. И с внезапной острой любовью к народу, русскому народу, чью широту души и доброту Миша познал в годы войны и голода, подумал он, что власти намеренно спаивают русских не потому, что нечем задурить головы или набить желудки, и водка заменяет пищу — духовную и столовую, а потому, что власти боятся просвещения, и только водка способна отупить мозги, удерживая их в вековой темноте.