Красный флаг: история коммунизма - [5]
В финале пьесы Прометей и Зевс противостоят друг другу. Не исключено, что в последней части трилогии (которая не сохранилась до наших дней) Эсхил осудил Прометея за его гнев. Возможно, в финале Прометей примирился с Зевсом и оба признали излишней остроту проявления чувств.
В трагедии «Прометей прикованный» гениально изображен на первый взгляд неразрешимый конфликт, в котором иерархии и традиции противостоят равенство и новизна. В пьесе говорится о притягательности, но и об опасности дара Прометея, особенно для мыслящих людей репрессивного архаичного мира. Прометей действительно стремится помочь людям, но, когда его гнев встречает сопротивление, он тоже способен сделать так, что «Земля содрогнется до самых глубин, до самых корней».
Коммунистов можно считать наследниками Прометея, и это наследство представляет собой совокупность различных элементов*. «Коммунизм» буквально — это политическая[8] система, при которой люди живут в коллективе и совместно владеют собственностью. Изначально это очень широкое и разнообразное движение. Некоторые коммунисты очень ценили вклад Прометея в освобождение людей. Выросшие на более «романтических» марксистских идеалах, они больше стремились к самобытности и созидательности человека, чем к политической власти и созданию новых держав. Однако такое мировоззрение оказалось на периферии коммунистической традиции, почти за ее пределами. В центре коммунистического движения оказались прометеевская враждебность к неравенству и готовность к переменам[9]. Но было что-то в наследстве Прометея, чего Эсхил не описал: его гнев по отношению к тем людям, которые отвергали «огонь» знания и просвещения[10]. Коммунисты также проявляли гнев (и даже жестокость) по отношению к «темным» крестьянам и верующим, отвергавшим их мировоззрение, и ненавидели их не меньше, чем дворян и купцов.
Не удивительно, что именно героический, но яростный Прометей Эсхила стал одним из ключевых символов эмансипации у поэтов, критиковавших европейские монархии: от Гете до Шелли. Однако именно у Карла Маркса прометеевская метафора раскрывается наиболее полно. Для Маркса Прометей «самый благородный святой и мученик в философском календаре». Он цитировал своего кумира во введении к диссертации: «Я ненавижу всех богов… Знай хорошо, что я б не променял моих скорбей на рабское служенье… Так, видно, лучше быть слугой скалы, чем верным вестником отца-Зевеса»>{10}.[11] Из сплава прометеевской веры в разум и свободу, стремления к противодействию Маркс «выковывает» новую мощную научно-революционную доктрину[12].
Прометеизм Маркса был принят многими критиками неравенства, но особенно им были увлечены противники старых режимов, например царизма в России[13]. Патерналистский порядок порождал и культивировал не только экономическое, но и политическое и правовое неравенство, предоставляя привилегии аристократической элите и подвергая дискриминации более низкие классы. Идеологически консервативный царизм с предубеждением относился к новым идеям. К XIX веку стало очевидно, что стратифицированные общества создали слабые, раздробленные государства, которые вынуждены были бороться за свое место в мире, управляемом объединенными, консолидированными силами. Для критиков царизма, образованных, ученых людей, синтез прометеевского[14] стремления к свободе, новизне и равенству казался единственным решением всех проблем: он обещал равенство в обществе и прекращение дискриминации женщин и детей, существующей в патриархальном обществе; он обещал социальное равенство в национальном государстве, где все будут гражданами, а не господами и слугами; он бы выровнял международные иерархические порядки, поскольку в других странах уже развились и укрепились возрожденные режимы со своими порядками. В то же время он донес бы до человечества последние научные открытия и обогатил бы нации.
Исторические условия развития России, политические репрессии режима способствовали созданию института, который осуществил прометеевский проект: заговорщическая партия, оказавшаяся в авангарде. Созданная с целью захватить власть и построить новое социалистическое общество, партия поддерживала наиболее репрессивные и жестокие элементы прометеизма. Все это выразилось в квазирелигиозном стремлении большевистской партии изменить людей, вступающих в ее ряды, манихейском делении людей на друзей и врагов, использовании войны для проведения политики, далекой от той, которую предвидел Карл Маркс.
Как сам проект, так и средства его осуществления казались действенными на протяжении всего XX века, особенно в колониальном и полуколониальном мире. Его реализация сулила конец унизительному порабощению, подчинению европейскому империализму, открывая дорогу модернизации раздробленных аграрных общин. Многие коммунисты верили, что только революция может сломить империалистов и им подчиняющиеся местные власти, которые тормозили развитие наций. Плановая экономика способна стимулировать обновление и рост, обеспечив достойный выход народа на мировую арену.
Как только коммунисты приходили к власти, романтические стремления тут же отходили на второй план под напором технократии и революционного пыла. На практике, однако, совместить первое со вторым было трудно, и коммунисты обычно переключали внимание на что-то одно. Модернистский марксизм был идеологией технократического экономического развития, возможного при наличии высококвалифицированных специалистов, централизованного планирования и жесткой дисциплины. Эта идеология привлекла технологов и бюрократов — выпускников новых вузов. Радикальный марксизм, напротив, — это марксизм для мобилизованных масс, подразумевающий стремительные скачки к модернизации, революционный энтузиазм, «демократию» на массовых собраниях и наспех организованное равенство. Его также можно назвать марксизмом насилия, борьбы с «врагами» — капиталистами или кулаками (зажиточными крестьянами), интеллигенцией или партией «бюрократов». Радикальный марксизм в полной мере проявился в военный период, а также в период «под страхом войны» и придал социализму милитаристский стиль, как и отряды рабочей милиции в революционной России или партизаны послевоенного времени
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Многое известно о том, как Китай превратился из нищей страны в экономическую сверхдержаву. Но о главном творце этого превращения — Коммунистической партии — информации почти нет. Ее руководство одержимо секретностью, неподотчетно никому, кроме себя самого, и яростно охраняет свои кадры от нападок извне. Ричард МакГрегор, экс-глава пекинского бюро лондонской Financial Times, за спиной у которого — 20 лет журналистской работы в Китае, знает о партии больше, чем кто-либо еще вне партийной структуры. Его книга — сенсационный, богатый деталями рассказ о том, как работает машина, управляющая самой населенной страной в мире.
Перед нами уникальная возможность посмотреть на новейшую историю нашей страны глазами лишенного присущих русским стереотипов и штампов иностранца. Два десятилетия исследований, интервью и просто наблюдений легли в основу этого самого фундаментального труда по новейшей истории России на Западе. В ней прослеживается эволюция страны от прихода к власти Горбачева до правления президента Медведева. В книге нет непроверенных фактов, предвзятых оценок и какой-либо идеологии. Так что сделать вывод, откуда мы вышли, что прошли и, главное, куда идем, – сможет сам читатель.
В своей книге, за несколько месяцев ставшей мировым бестселлером, профессор Тель-Авивского университета Шломо Занд смело ломает статус-кво еврейской национальной историографии, ставя вопрос о существовании «вечного» еврейского народа. Опираясь на многочисленные труды еврейских и нееврейских историков XIX-XX веков, он убедительно показывает, что этот парод состоит из потомков прозелитов из Африки, Европы и России, объединенных общей мифологией.Читатель-скептик, прочитавший увлекательную книгу,сможет облегченно вздохнуть - законы истории не делают для евреев никаких исключений.