Красный дом - [65]

– Дом?

– Я растерян. – Он собирался изобразить негодование, однако вырвавшиеся правдивые слова спутали ему все карты. – Я должен перестать убегать. От работы, ответственности, Анжелы, Дейзи, Алекса, Бенджи… – И почему он раньше этого не сделал?

– Я не представляю себе жизни без тебя.

Это правда? Или она лжет?

– Ты бросаешь меня…

Он не перебивал ее, чувствуя себя обгаженным и вместе с тем благородным. Однако люди каждый день ранят других ради высшей цели. Это всего лишь побочный эффект.

– И делаешь это по телефону!

В ее голосе прорезалась злость, и Доминик ощутил, что у него развязаны руки.

– А ты хочешь, чтобы я сейчас солгал тебе и высказал правду в лицо при следующей встрече?

– Я хочу, чтобы ты не обращался со мной как с грязью!

Перед его мысленным взором замелькали воспоминания: японский фонарь, ее маленькие груди, выпирающие тазовые косточки… Внезапно он захотел ее. А что, если он воспользуется своим преимуществом и установит их отношения на более выгодных для него условиях?

– Я не позволю тебе так со мной обращаться, Дом!

Телефон замолчал, и тишина затопила окрестности. Цветной экран еще какое-то время мерцал в темноте, потом погас. Она обыграла его. Оставила за собой последнее слово! Только вдруг это слово окажется не последним? Доминик никогда не задумывался о том, что Эми может сделать с собой, с ним или с его семьей. Он положил телефон в карман и повернулся к горе. Она выглядела волной кромешной тьмы, готовой обрушиться на него.

Мелиссе показалось, что это удобный момент сгладить острые углы после того, как она выкурила косяк с марихуаной, нагрубила Ричарду и была поцелована Дейзи, и она вызвалась помочь матери с мытьем посуды.

– У меня есть отличная новость, – сказала она, моя бокалы.

– Не уверена, что хочу ее узнать.

– Дейзи лесбиянка.

– Допустим, – настороженно проговорила Луиза.

Ее пугало то, как ловко Мелисса умела выставить кого-либо в дурном свете. Дочь научилась копить и использовать чужие тайны.

– Она пыталась поцеловать меня.

Луиза поверила ей сразу – дочь слишком хорошо умела лгать для того, чтобы придумать такую чушь.

– Когда мы гуляли. – Мелисса сняла полотенце и свернула его чуть ли не в восемь раз. – Я ей сказала, что это не мое.

Это было задабриванием, свежеубитой добычей, подброшенной к пещере хищника. Луизе не хотелось быть вовлеченной во все это, и вместе с тем новость ее заинтриговала.

– Я думала, Дейзи христианка.

– Полагаю, у нее могут возникнуть проблемы с этой организацией.

И тут Луиза наконец-то сложила два и два. Девочки сначала дружили, а потом вдруг раздружились.

– Ты ведь ничего ужасного ей не наговорила на эту тему?

– Я беспокоилась о ней, вот и все. Просто восстановила душевное равновесие после этакой неожиданности.

– Я тебя не об этом спрашиваю.

– Я ей сказала, что это не мое.

– И не об этом.

– Почему ты хочешь возложить всю вину на меня? Почему именно я всегда виновата?! – Мелисса выбежала из кухни.

Луиза решила завтра же поговорить с Дейзи, извиниться за то, что сделала ее дочь. Неважно, что именно она сделала.

– Расскажи мне о фотографиях. – Анжела наклонилась над столом и налила сидевшему напротив Ричарду в бокал красное вино. «Каберне сира» наконец сделало то, в чем не преуспел «Нурофен».

– Это поляроидные снимки. Кажется, их так называют?

– Опиши, что на них.

– Ладно. – Ричард потер уголки рта и посмотрел поверх головы Анжелы, словно на противоположной стене висели эти снимки размером с постер. – Один, похоже, был сделан в отпуске. Отец стоит на пляже перед дотом. Наверное, в Нормандии, в 1968 году, или на островах Силли двумя годами позже.

Анжела поразилась хорошей памяти брата.

– А сам отец, он-то как выглядит?

– На нем клетчатая рубашка: тонкие коричневые полоски на кремовом фоне, – с удовольствием припомнил Ричард. Ему нравились игры из разряда «Вспомни, что было на подносе». – Рукава рубашки закатаны, отец курит… Вообще-то, он курит на всех трех фотографиях. Бог его знает, сколько бы он прожил, если б не рак яичка.

Анжелу рассердил обыденный тон брата, но они плыли сквозь сильное течение, и следовало держать штурвал прямо.

– Фотография номер два. Отец склонился над капотом машины, зеленого «хиллман эвенджера» с длинной радиаторной решеткой и квадратными фарами на каждом ее конце. Видимо, он его полирует. Наверное, крыша машины из замши. На отце белая рубашка с короткими рукавами.

– Расскажи о нем. Не об его одежде, а о нем самом.

– Ты и в самом деле его не помнишь? – спросил Ричард, обеспокоенный ее настойчивостью.

– Просто расскажи.

– Крупный мужчина с большими бицепсами, густые черные волосы и бакенбарды…

Вспоминать отца было неприятно. Слишком уж живо он представлялся. Ржавый металл, бетонный домик, запах моря. Кровь в волосах Ричарда. Быть может, чайка тут ни при чем? Может, это отец его ударил, а воспоминания исказились?

– Почему тебе так сильно хочется это знать?

– Он мой отец. Если б фотографии были у меня, а ты их никогда не видел, разве ты не заинтересовался бы ими?

– Нет. Вряд ли.

– Почему?

– Потому что он был не особо приятным человеком.

Анжела покачала головой. Не в знак протеста, а от недоверия.