Красный буран - [26]

— Всё в норме, Даффи. — Голос скаута снова стал спокойным. — Что-нибудь ещё?

— Господи, конечно. Чуть не забыл. Миссис Коллинз передала мне для тебя вот эту записку.

Перес взял конверт, засунул, не открывая, в карман охотничьей рубахи.

— Спасибо, Даффи. — Он отвернулся, взял в руки поводья живо откликнувшегося Сози. — Я передам от тебя привет Красному Облаку.

Сержант стоял, глядя вслед скауту, внезапно припоминая что-то ещё, им позабытое. Он поспешил за хромавшим Пересом, и голубые глаза его со значительным выражением расширились.

— Ты уж не покидаешь ли форт, Перес, а, парень?

— Не скорее, чем навострю лыжи. А что?

— Да простят мне небеса, я позабыл всё, о чём прежде всего другого послал полковник Фентон тебя известить!

— Ну?

— Ну, так нельзя тебе ещё уезжать, парень. Надо подождать до построения!

— Ха! Полковник Фентон — павший герой, и ему собираются трогательно помахать на прощанье ручкой. Можешь передать старику, что он волен оставить это построение себе, и…

— Да это не в его честь построение, парень. — Сержант-ирландец пустил в ход всю мягкую убедительность родной речи. — Это в твою!

Перес застыл неподвижно, до него медленно доходил смысл сказанного старым солдатом. Голос Даффи продолжал убеждать:

— Это ты герой, парень, и среди нас нет такого человека, который бы, стоя под стеной и окапываясь перед этими бойницами да читая молитвы, не знал бы этого.

Когда Перес посмотрел на сержанта, его чёрные глаза были темны, как угли.

— Я вовсе не герой, Даффи. Я совершил эту скачку просто, чтобы показать Фентону, да и остальным вам всем, что полукровка может сделать нечто, когда все остальные только плюхаются на живот да пускают ветры. — В голосе скаута зазвучала усталость, не горечь. — Я возвращаюсь к своему народу, Даффи, если они меня примут. Целых десять лет я пытался стать Пересом, а теперь попробую быть Поуни.

— Перес, послушай, паренёк. Полковник Фентон написал в Вашингтон об этой скачке. Правительство отправило тебе почётную благодарность и посылает щедрую сумму денег в придачу. Мы все очень гордимся и хотим поучаствовать в том, что тебе причитается. Не стоит тебе так поступать с нами — взять да уехать, парень.

Перес сдался на искренние и настойчивые уговоры.

— Хорошо, Даффи. Когда состоится построение?

— В десять тридцать. Значит, всего через полчаса.

— Я буду там. Так и передай Фентону.

— Спасибо, парень. Мы все так гордимся тобой!

Скаут похромал вокруг угла госпитальных бараков,

Сози — следом. Скоро он обнаружил то, что искал, — уединённое место у западной стены форта, где утреннее солнце могло согреть его застывшее тело. Присев неловко, сначала на одно колено, словно старая скво, он поудобнее опёрся о брёвна, пошарил рукой за пазухой и стал разглядывать маленький белый конверт. Когда наконец он открыл его, то принялся изучать написанное, наморщив лоб и время от времени водя по строкам пальцем. Губы его медленно двигались, повторяя каждое особенно трудное слово:

Дорогой Перес!

Я прошу Вас забыть всё, что было между нами. В ответ я обещаю, что никогда этого не забуду. Полковник Бойнтон и я собираемся пожениться сегодня, после построения в Вашу честь. Ах, Поуни, мы все так гордимся Вами! Я буду там сегодня и хочу, чтобы Вы меня видели. Я хочу знать, что в Вашем сердце — добрые чувства ко мне.

Ваша девушка всегда будет помнить о Вас.

Лура Эвалин Коллинз.

Скаут перечитал письмо трижды, каждый раз переворачивая его на другую сторону, словно надеясь обнаружить какую-то незамеченную приписку. Наконец вновь вложил его в конверт, сложив вдвое, потом вчетверо, очень тщательно.

Любопытная овсянка порхнула к нему с промёрзлой земли, усевшись рядом. Перес поглядел на неё, прикинул расстояние, решил, что слишком далеко; терпеливо дождался, пока оно сократилось. Кусок жевательного табака задумчиво переместился от одной скуластой щеки к другой. Как только ветер, освещение, дистанция и мишень совпали, Перес плюнул. Траектория тонкой струйки слюны была прямой, как полёт боевой стрелы. Точно! Ни капли не пропало зря.

Маленькая птичка хрипло пискнула, помотала оскорблённо головкой, рассерженно порхнула прочь. «Пусть это будет тебе уроком, — выговорил наставительно скаут, с трудом подымаясь на ноги. — Никогда не доверяй женщине — или полукровке».

Пехота, кавалерия, оркестр и знаменосцы описывали круг и поворачивали, двигаясь по вязкой слякоти парадного плаца. Позади Переса и Фентона сидели верхами капитаны Хауэлл и Тендрейк. За ними застыли безмолвные ряды героев форта Фарни.

На дальнем конце плаца располагалась другая безмолвная группа: женщины и дети, которые провели ту ужасающую неделю в пороховом погребе форта Фарни. Впереди всех, сияя рыжими кудрями на утреннем солнце, ждала Лура Коллинз, застыв и затаив дыхание.

И ещё одна группа смотрела на проходящие войска. Они сидели на корточках, ряд за рядом, завернувшись в одеяла; с неподвижными, как камни, глазами, сиу из агентства, которым разрешено было видеть разминку военных мускулов белого человека — вознаграждение за согласие на жалкие условия своего рабства.

Самая последняя, наименьшая группка, стоявшая на плацу, производила впечатление даже на сиу. На десять шагов впереди полковника Фентона и Поуни Переса сержант Орин Даффи неподвижно застыл, демонстрируя цвета штандартов 16-го пехотного полка и четвёртого кавэскадрона США. Позади Даффи с задрапированными в чёрное пустыми сёдлами стояли три кавалерийские лошади. Сёдла могли быть пусты, но имена, начертанные на них, никогда не забудутся. Майор Фил Стейси. Капитан Дж. К. Боулен. Второй лейтенант Баррет Драммонд.