Красный буран - [11]

Последнее, что увидел скаут, провожая взглядом команду Тендрейка, был её путь на рысях по тракту на Вирджинию-Сити; солдаты пытались укрыться от порывов ветра, колонна извивалась, строй её то и дело нарушался, пока солдаты оскальзывались и падали на предательском насте гребня.

Когда Перес забарабанил в северные ворота ограды, было два часа дня, но так же серо, как в сумерки, и снег уже начал накапливаться набегающими волнами у нижних брёвен ограды. Шум крепнущей бури к этому времени был таким, что никакой звук пальбы с севера уже не был слышен — если вообще было что слышать.

Полковник Фентон выслушал рассказ молча. Когда Перес закончил, приговор его, как и следовало ожидать, был суровым.

— Я всегда старался заставить себя полюбить вас, Перес, но ваше сообщение не оставляет никакой иной возможности, кроме как обвинить вас, по крайней мере, в самонадеянной трусости. В форте найдётся не один человек, который заподозрит, не были ли вы сами связаны с этой засадой. Если майор Стейси выберется благополучно, мы будем считать это простым дезертирством. Если же нет, мистер, — голубые глаза полковника сделались холодными, — я вас повешу. Пока же официально вы находитесь под арестом. Это всё.

— Я полагаю, обо мне вам не стоит беспокоиться, полковник. Этот форт к ночи окажется в осаде. Когда вожди ранга Красного Облака, Тупого Ножа, Маленького Волка и Воины-Боятся сходятся вместе под началом Неистовой Лошади, это не просто набег. Подсчёт Клэнтона — в две тысячи — был точен. Вам лучше поверить в это.

— Я утратил всякую веру в вас. Когда Клэнтон возвратится, мы посмотрим. Но молитесь Богу за свою душу, если что-либо случится со Стейси.

— Не тревожьтесь ни о Стейси, ни о Клэнтоне. С ними всё кончено. — Скаут говорил бесстрастно. — Просто примите мою историю как есть и шлите курьеров на телеграфную станцию в Мьюлшоу-Крик, пока они ещё смогут пробиться. С наступлением темноты сиу обсядут вас таким тесным кругом, что плюнуть нельзя будет без того, чтоб не попасть в целую дюжину.

— У нас всё будет в порядке, как только Тендрейк приведёт Стейси назад.

— А предположим, что нет?

— Я не предполагаю ничего, Перес, — отчеканил полковник. — А теперь отправляйтесь чего-нибудь поесть и не покидайте казарм, пока я не пошлю за вами. Вы найдёте миссис Коллинз и других женщин на кухне — они готовят горячее. Идите.

Безнадёжно покачав своей крупной головой, Перес поковылял по снегу, доходившему до щиколоток, через плац. За ним он с трудом различал подслеповато-жёлтого цвета окно ротной кухни. Холод, весь день донимавший людей форта, теперь ещё усиливался. Он так глубоко кусал человека, что становились видны отпечатки зубов. «По крайней мере, ноль.[2] — подумал Перес, — и с каждой минутой всё падает». Наконец, грубая бревенчатая дверь кухни выросла перед ним сквозь белую мглу.

Внутри он увидел Луру Коллинз и получил от неё кружку горького чёрного кофе, которую та подала ему вместе с одной из своих редких ослепительных улыбок. Пока он пил, она сидела на скамейке за столом напротив, своими глазами цвета зелёного миндаля неотступно глядя на следопыта.

— Как насчёт горячей похлёбки? — коротко спросила она.

— Не могу, — ответил Перес, возвращая взгляд. — Мой желудок свёрнут в дугу, точно у телка, страдающего колитом.

— Что вас гложет, Перес? Вы кажетесь каким-то странным или, может быть, испуганным. Я никогда не видела вас испуганным. Вы ведь испуганы, правда, Поуни?

Её голос внезапно стал низким, тревожа смуглого мужчину, словно мягкое касание белой руки.

— Да, я боюсь, мэм.

— Чего? Не говорите мне, что великий Поуни Перес испугался индейцев!

Глаза её кололи в лад словам, янтарные огоньки дерзко играли в зелёных зрачках. Было что-то притягательное для Переса в этой девушке. Она была не похожа на всех других женщин в форте. Для них Поуни Перес был злобным полукровкой, человеком, от которого детей торопятся увести прочь; их мужья называли его «этот опалённый адом полковничий краснокожий». Но для Луры Коллинз — Перес чувствовал это — он был чём-то большим, чем смешанная кровь и смуглая кожа. Непривлекательный человек Поуни Перес, и не из учтивых. Может быть, даже, по обычным меркам, и весьма ниже среднего уровня. Но для Луры Коллинз, как и для её сестёр по всему миру, люди, подобные Пересу, всегда означали только одно — настоящий мужчина.

Жизнь Луры в форте за полгода, прошедшие после смерти молодого мужа-лейтенанта — он погиб в засаде, подстроенной враждебными индейцами, — была довольно странной. Никто не знал, почему она осталась здесь или почему ей разрешили остаться. Все женщины сочли, что она «положила свои нахальные зелёные глаза на полковничьих орлов», и соответственно устраивали ей нелёгкую жизнь.

Но рыжекудрая девушка твёрдо вознамерилась завоевать себе в форте место под солнцем. Она выхаживала других женщин во время болезни, сидела с их детьми, обшивала их туалеты, и всё это столь успешно, что очень скоро обвела вокруг своих тонких пальчиков офицерских жён точно так же, как заворожила их мужей своей стройной фигуркой. Уже через тридцать дней после её появления в форте (лейтенант Коллинз попал в засаду сиу, когда вёз её из Ларами) статус Луры повысился от уксусно-кислого «эта рыжая дрянь» до приторно-безопасного «эта бедняжка, милая миссис Коллинз».