Красный, белый и королевский синий - [50]

– О’кей, – отвечает Алекс. – К твоему сведению, я с тобой согласен, но рассказывай дальше.

Генри разражается долгой тирадой, а Алекс просто слушает его, испытывая удивление и отчасти благоговение, пока Генри подводит его к главной мысли:

– Как принц этой чертовой страны я считаю, что, когда дело касается позитивных культурных ориентиров Британии, было бы здорово, если бы мы не вешали всех собак на отдельные группы людей. Народ старается молчать о таких знаменитостях, как Фредди Меркьюри, Элтон Джон или Боуи, который, смею добавить, вовсю трахался с Джаггером в семидесятых на Окли-стрит. Однако все это считается вымыслом.

Еще одна вещь, которую часто делает Генри, – выдает длиннющие анализы того, что читает, смотрит или слышит, которые ярко демонстрируют Алексу образованность принца в области английской литературы и личную заинтересованность в истории гомосексуализма в его родной стране.

Алекс всегда знал о роли геев в американской истории – в конце концов, это часть политики его родителей, – задолго до того, как он осознал свою непосредственную к ней причастность.

Он начинает понимать, что трепетало в его груди, когда он в первый раз читал о Стоунволлских бунтах, или почему так переживал за решения Верховного суда в 2015 году. Все свободное время Алекс жадно наверстывает упущенное: Уолт Уитмен, законодательные акты Иллинойса 1961 года, бунты Белой ночи, «Париж горит». Над своим рабочим столом он повесил фото: мужчина на митинге 80-х годов в куртке, надпись на спине которой гласит: «ЕСЛИ Я УМРУ ОТ СПИДА, НЕ ХОРОНИТЕ МЕНЯ. БРОСЬТЕ МОЕ ТЕЛО НА СТУПЕНЯХ УКПЛ».

Глаза Джун задерживаются на этой фотографии. Девушка заскочила в офис, чтобы пообедать с Алексом, и она меряет его все тем же странным взглядом, что и утром, после того как Генри спрятался в своей комнате. Притворяясь равнодушной, она продолжает есть суши и болтать о своем последнем проекте. Все свои журналы она собирает в один большой том. Алекс задумывается, попадут ли туда подробности о нем. Возможно, если он поделится этим с ней. Он должен обо всем рассказать.

Странно, что вся эта ерунда с Генри заставляет его лучше понять огромную часть самого себя. Погружаясь в мысли о руках Генри и ровных костяшках его элегантных пальцев, он задумывается, как же не понял всего раньше. Увидев Генри на торжественном вечере в Берлине, ощутив это притяжение, последовав ему на заднем сиденье лимузина до самого отеля, где привязал его руки к спинке кровати собственным галстуком, он определенно узнал себя лучше.

Когда два дня спустя Алекс появляется на еженедельном брифинге, Захра хватает его за подбородок и, вывернув голову, пялится на его шею.

– Это что, засос?!

Алекс застывает на месте.

– Эм… нет.

– Я что, по-твоему, идиотка, Алекс? – спрашивает Захра. – Кто оставляет на тебе засосы и почему ты не заставил ее до сих пор подписать соглашение о конфиденциальности?

– О боже, – произносит Алекс, потому что последним человеком, от которого Захра может ожидать утечки омерзительных подробностей в прессу, является Генри. Ну серьезно. – Если бы в соглашении была необходимость, ты бы узнала об этом. Расслабься.

Захра совет по достоинству не оценивает.

– Взгляни на меня, – говорит она. – Я знаю тебя с тех пор, как ты еще на горшок ходить не научился. Ты действительно думаешь, что я не знаю, когда ты лжешь? – Она тычет острым, отполированным ноготком в грудь Алекса. – Откуда бы ни взялся этот засос, лучше бы это был кто-то из одобренного нами списка девочек, с которыми тебе позволено появляться во время избирательной кампании. Если ты облажался, я вышлю его тебе сразу же, как только ты уберешься с моих глаз долой.

– Господи, ладно!

– И не забывай, – продолжает она, – я скорее умру, чем позволю какой-то глупой шлюшке стать причиной, по которой твоя мать, первая женщина-президент, будет в том числе первым президентом, кто проиграет повторные выборы со времен сраного Буша-младшего. Ты меня понял? Я запру тебя в твоей комнате на весь следующий год, если это будет необходимо, и ты узнаешь результаты своих экзаменов только по дыму из трубы университета, как чертов папа римский. Я прибью твой член степлером к твоей ноге, лишь бы ты держал его в штанах!

Затем, с невозмутимым выражением лица, она вновь возвращается к своим заметкам так, словно не угрожала только что его жизни. За спиной Захры Алекс видит Джун, которая, судя по всему, тоже не верит в его ложь.

– У тебя есть фамилия?

Алекс никогда не называл Генри полным именем.

– Что?

– Фамилия, – повторяет Алекс. Близится вечер, и за окнами Белого дома стоит пасмурная погода. Алекс лежит на спине посреди Солнечной комнаты, доделывая свои рабочие заметки. – Та штука, которых у меня целых две. Ты носишь фамилию отца? Генри Фокс? Или фамилию матери?

Услышав шорохи, Алекс думает, что Генри сейчас в постели. Уже пару недель им не удается увидеть друг друга, поэтому его фантазия сразу представляет картину по другую сторону трубки.

– Официальная фамилия – Маунткристен-Виндзор, – отвечает Генри. – Через дефис, как и твоя. Таким образом, мое полное имя… Генри Джордж Эдвард Фокс-Маунткристен-Виндзор.