Красный, белый и королевский синий - [49]

Когда Генри уходит, Алекс обнаруживает записку у кровати. Fromagerie Nicole Barthelemy. Оставить для своей тайной интрижки адрес сырного магазинчика? Алекс должен признать: у Генри свой оригинальный подход.

Чуть позже Захра присылает ему снимок статьи BuzzFeed о его «крепкой мужской дружбе» с Генри. Статья пестрит фотографиями: государственный ужин, пара снимков их двоих, улыбающихся возле конюшни в Гринвиче, и фото из «Твиттера» какой-то француженки, на котором Алекс сидит, откинувшись на спинку стула возле крошечного столика, пока Генри допивает бутылку красного вина напротив.

Под статьей Захра неохотно подписывает: «Отличная работа, мелкий засранец».

Видимо, именно так все и будет. Пока мир будет думать, что они с Генри лучшие друзья, они будут играть свои роли.

Объективно Алекс понимает, что должен притормозить. Это всего лишь секс. Тогда отчего Идеальный и Бесстрастный Прекрасный Принц всегда радуется их встречам? Отчего пишет ему по ночам: «Ты злобный, безумный и конченый демон, и я зацелую тебя до такой степени, что ты забудешь, как говорить»? Алекс практически одержим.

Он решает не забивать себе голову. Едва ли им удастся пересекаться чаще, чем пару раз в год. Для того чтобы встречаться по желанию, им пришлось бы приложить огромные усилия – пересмотреть свое расписание, умаслить слишком большое количество людей, чтобы суметь встречаться так часто, как этого требуют их тела. По крайней мере, они всегда могут прикрыться международным сотрудничеством.

Как оказывается, между их днями рождения меньше трех недель, и это значит, что в марте Генри исполняется двадцать четыре, а Алексу – двадцать два. («Я знала, что он чертовы Рыбы» – сказала на это Джун.) На конец марта у Алекса запланирована поездка для регистрации избирателей, и когда он сообщает об этом Генри, то спустя всего пятнадцать минут получает ответ:

Перенес бесполезный визит в Нью-Йорк на эти выходные. Буду в городе, готов к праздничной порке и прочим прелестям.

Фотографы материализуются сразу, как только Алекс и Генри встречаются у входа в музей «Метрополитен», поэтому они лишь пожимают друг другу руки, и Алекс, растянув рот в огромной фальшивой улыбке, произносит:

– Я хочу остаться с тобой наедине. Прямо сейчас.

В Штатах им приходится вести себя аккуратно, поэтому в номер отеля они направляются поодиночке – Генри через задний вход в сопровождении двух охранников, а за ним Алекс в компании Кэша, который знает, но просто улыбается и не говорит ни слова.

Затем у них много шампанского, поцелуев и крема с праздничного кекса, непонятно как раздобытого Генри и размазанного вокруг рта Алекса, по груди Генри, по шее Алекса и у Генри между ног. Прижав запястья Алекса к кровати, Генри слизывает с него крем, пока другой вдребезги пьян, впав в состояние эйфории. Алекс чувствует каждый миг, наслаждается каждым моментом своего двадцатидвухлетия – и ни днем старше. Секс с принцем другой страны определенно этому способствует.

Это последний раз за несколько недель, когда они вместе, и, окончательно замучив и, возможно, даже прибегнув к мольбам, Алекс наконец убеждает Генри установить «Снэпчат». По большей части он присылает простые фото в одежде, которые тем не менее заставляют Алекса обливаться потом, сидя на занятиях: селфи в зеркале, запачканные грязью белые штаны для поло, фото в строгом костюме. Как-то в субботу, когда Алекс занят просмотром ТВ-передач с телефона, Генри присылает ему фото, где он, полуобнаженный, стоит на лодке в лучах яркого солнца. Это настолько выбивает Алекса из колеи, что он хватается руками за голову и остается в такой позе не меньше минуты.

(Но все равно. Это же нормально. В этом нет ничего такого.)

Между обменом фотографиями они обсуждают работу Алекса в кампании матери, некоммерческие проекты Генри и их появления на публике. Они болтают о том, как Пез заявляет о своей страстной влюбленности в Джун половину того времени, что проводит с Генри, распевая ей рапсодии или умоляя узнать у Алекса, любит ли Джун цветы (да), экзотических птиц (только смотреть, но не держать в доме) или украшения в форме ее собственного лица (нет).

Бывают дни, когда Генри отвечает на сообщения быстро, с юмором – тогда его желание услышать мысли и соображения Алекса по любому поводу очевидно. Но порой Генри одолевает дурное настроение, которое проявляется в бесстрастном и едком остроумии. Он может уйти в себя на несколько часов или дней, и Алекс воспринимает такие моменты, как приступы тоски, депрессии или периоды, когда для Генри все «чересчур». Генри ненавидит эти дни. Несмотря на то, что Алекс хочет ему помочь, он принимает такие моменты. Он просто привык к мрачному настроению принца, тому, как он оживает после этих периодов, и миллиону оттенков его настроения в промежутках между ними.

Кроме того, Алекс осознает, что мирный нрав Генри может легко пошатнуться при правильном воздействии. Ему нравится раззадоривать Генри, заводя разговоры на определенные темы, например:

– Слушай, – говорит Генри как-то раз в четверг вечером. В трубке слышен его взбудораженный голос. – Мне плевать на то, что говорила Роулинг, но Римус Джон Люпин – гей. Это ясно как день, и я не хочу слышать никаких возражений по этому поводу.