Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке - [4]

Фюмроль позволил себе вежливо поднять брови. Двусмысленная шутка генерала в равной степени намекала и на поставки минеральной воды, которые, очевидно, не могла прервать даже проигранная война, и на новые веяния в политике маршала Петэна.

 — Вы уже три недели в пути, — как ни в чем не бывало продолжал Катру, — и очень торопитесь, потому что в портфеле у вас важные бумаги. Но что они значат, если в душе безверие и тоска? К тому же вы скверно выспались, — заметил он, пряча улыбку. — И, видимо, еще не научились уничтожать москитов под сеткой.

 — От вас ничего не укроется, мой генерал. — Фюмроль принял более свободную позу.

 — Да-да, чувствуйте себя как дома, милый маркиз, — Катру покровительственно кивнул. — И не судите меня строго за болтовню. Дела подождут. Нам некуда торопиться, потому что наш поезд давно ушел.

Мы знаем друг друга достаточно давно и можем позволить себе несколько минут откровенности. Тем более что хорошая еда располагает к остроумной беседе. — Он позвонил в серебряный колокольчик. — И вообще гостя принято прежде всего накормить. Вы же порядком проголодались.

— Я бы этого не сказал.

 — Пустое, мой друг. Золотистый чай, который вы, наверное, отведали, встав ото сна, очень способствует выделению желудочного сока. Меня не проведешь.

 — Сдаюсь, ваше превосходительство, — в знак капитуляции Фюмроль выдернул из кольца салфетку.

 — Что ж, мой друг, вы лишь следуете примеру пославшего вас правительства, — нарочито кротко проворковал Катру и, подняв голову, оглядел Фюмроля тяжелым изучающим взглядом.

 — Не совсем так, мой генерал, — трудно сглатывая комок в горле, криво усмехнулся майор. — Идея направить к вам уполномоченного по связи с японской стороной была выдвинута еще при правительстве господина Рейно, так что, с известной натяжкой, меня можно рассматривать как посланца сражающейся Франции, хотя и запоздавшего. В день подписания капитуляции в Компьенском лесу я болтался где-то между Сардинией и Суэцем… Извините, мой генерал.

Пожилой тонкинец в белых перчатках и безукоризненном смокинге бережно вкатил столик, уставленный всевозможными кушаньями.

 — Чувствуете, какое благоухание? — генерал поднял сверкающую крышку, под которой в нежном облачке пара туманилась искусно нашпигованная курица. — Пулярка по-бресски! — Он довольно потер руки и приоткрыл следующий колпак. — А здесь?.. О! Креветки с ростками бамбука и проросшими пшеничными зернами! И еще изумительно нежные пирожки с мясом! Сразу видно, что Тхуан постарался ради гостя. Верно, Тхуан?

Скуластое, изъеденное оспой лицо повара озарилось мгновенной улыбкой. Он издал довольное ворчание и, не переставая что-то бормотать, ловко принялся сервировать стол: французские блюда на севрских тарелках, вьетнамские — в глубоких, украшенных голубыми драконами чашках.

 — Не слишком ли обильно для завтрака? — поинтересовался Фюмроль, жадно вдыхая пряные запахи незнакомых блюд.

 — Привыкайте к тропикам, мой дорогой. Днем вам будет не до еды. В жару спасает только зеленый чай. Сто раз успеете проголодаться, пока на землю снизойдет вечерняя прохлада… Лично я предпочитаю начинать день с фо — крепкого и острого мясного супа с рисовой лапшой. Это настоящая зарядка!.. Что будете пить, маркиз?

 — Полностью полагаюсь на ваш вкус.

 — Тогда «Мутон Ротшильд», Тхуан, — распорядился генерал. — Да, подай рыбный соус и чили. Будьте осторожны, — он пододвинул Фюмролю блюдечко с нарезанным крохотными кружочками красным перчиком. — Это настоящий тротил! Рекомендую смешать его с рыбным соусом. Кстати, Вьетнам — единственное место в мире, где употребляют рыбный соус. Мне нравится, хотя, скажу честно, эта штука на любителя. Тхуан получает его с острова Фукуок. Только там готовят настоящий янтарный ныок мам из мелкой рыбы нук, которая преет в соляных чанах под жарким солнцем. Вас это не смущает?

 — Ничуть, — сжал зубы Фюмроль, почти теряя сознание от одного запаха рыбного соуса.

 — Пожалуй, не стоит для первого раза, — пощадил его хозяин. — Камон, — поблагодарил он по-вьетнамски повара. — Можешь идти, Тхуан. Нет, постой! — Он повелительно щелкнул пальцами и указал на радиоприемник, стоявший на низком столике в окружении фарфоровых старичков с шишковатыми головами.

Перед тем как уйти, Тхуан поймал какую-то китайскую станцию и повернул колесико на полную мощность.

 — Привыкайте, — снисходительно пояснил Катру. — Иначе здесь нельзя. Как говорится, даже стены имеют уши. Подслушивают все поголовно: японцы, немцы, голландцы, китайцы. Ну, как вам показалась пулярка?

 — Превосходна! — чистосердечно похвалил Фюмроль. — Лучше, чем у «Максима».

 — Не сомневаюсь! Моему Тхуану цены нет. В Париже он мог бы зарабатывать десятки тысяч франков.

 — Надеюсь, он не знает об этом? — пошутил Фюмроль.

 — Я твержу ему о прелестях заморской родины чуть ли не ежедневно. — Катру рассмеялся. — Только он никуда не поедет. У туземцев, знаете ли, необычайно развито чувство патриотизма. Слишком, я бы даже сказал, развито, гипертрофировано. Европейцу этого не понять. Такова специфика нашей проклятой страны. — Он помрачнел и замолчал. Потом закончил, вздохнув: — Меня Тхуан, кажется, любит почти так же сильно, как и свою родину.