Красный ангел - [51]

Алекс открыла рот, но забыла, о чем хотела спросить. Глаза Липаски больше не сияли и не казались откровенными. Они отражали ее и скрывали его истинные чувства.

— Я не верю тебе.

Он пожал плечами:

— Можешь верить во что угодно, Хоббс. Мы говорили про письма, которые он получал. Я тоже получил письмо. — Он слегка наклонил голову и приподнял брови. — Ты не единственная, кто думает, что я трахаюсь с Габриэлем.

Он подошел к тумбочке, выдвинул яшик и протянул ей письмо. Она бегло взглянула — дешевая бумага из блокнота. Простые печатные буквы. Болезненно четко.

Детектив Энтони Липаски, прочитала она. Остановись, или умрешь со своим любовником Габриэлем.

Подписи не было. Алекс вернула листок. Он тоже скользнул по нему взглядом — спокойно, без злости и ярости. Посмотрел как на вещественное доказательство, не более.

Боже, как он спокоен.

— Когда оно пришло?

— Вчера. Кстати, незадолго до нашей встречи. У меня было несколько неприятных минут, пока я считал, что это ты его принесла. — Он помолчал, оглядывая ее жадным и странно беззащитным взглядом. — Но потом понял, что это не ты.

— Было бы ханжеством с моей стороны посчитать тебя геем, а потом лечь с тобой в койку.

— Типа того.

— Насколько для тебя это опасно?

— Полагаю, не более, чем для тебя. Одна из причин, по которой я думал, что тебе лучше перебраться в отель. — Наконец он подошел совсем близко и положил руки ей на плечи. — На телефоне обнаружили жучок, Алекс. Я несколько лет рассказывал этой сучке всё, что ей хотелось знать. Все это время я предавал его.

— Не ты, — возразила Алекс, заводя руки ему за спину и опуская голову ему на грудь. — Но теперь всё кончилось. Она быстро догадается, что ее жучок сдох.

— Я заказал нам билеты на самолет. После обеда. На имя Фреда и Фриды Поллард.

Она рассмеялась в полу его халата.

— Фрида?

— Не ворчи. У меня в четвертом классе была учительница по имени Фрида. Она была красавицей. — Во время разговора его руки занимались своим делом. Нащупали пуговицы кофточки, застежку лифчика, молнию на брюках и трусики. Шелковистая ткань легко скользнула по бедрам и очутилась рядом с джинсами на полу.

Узел халата оказался до смешного простым. Единственного движения хватило, чтобы он развязался. Утренние лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, облизывали его тело.

По мере того как ее губы двигались вниз, вкус солнца становился все ощутимее.

Ни разу в жизни никто так не произносил ее имени.

Глава 24 Дэвис

Из дневников Габриэля Дэвиса, обнаруженных в архивах Хейли Лэндрума.

Неопубликовано.

14 сентября 1988

Никуда не деться от этого сна, нет места, где укрыться от крыльев красного ангела и звуков, которые хотелось бы навсегда забыть. Я снова сижу у постели Вивы. Включен телевизор. Меня уговаривают смыть мои грехи кровью агнца. Я думаю, понимает ли Вива что-нибудь в этом, или находит это просто ужасным, как и я.

Так много грехов. Я купил шоколадный батончик, но вкуса не чувствую. Только тающий шоколад испачкал мне пальцы. Медсестра смотрит на меня из дверей и улыбается. Я ей нравлюсь. Она дала мне номер своего телефона, но я где-то потерял его и даже не помню, как ее зовут.

Она угостила меня чашкой кофе из автомата. Я выпил и обжег нёбо.

Разумеется, я помню больше. Я помню мальчика, уставившегося в заляпанное красным окно. Он опускает жалюзи и ложится в постель.

Через несколько секунд его дверь открывается. На пороге стоит отец. За ним — мать, вся в слезах. Она задыхается, ее голоса не узнать. Она что-то держит на руках, какой-то мокрый красный комок тряпок. Глаза мальчика расширяются и застывают от ужаса.

И отец смотрит на мальчика. Многообещающе.

Приезжает полиция, увозит с собой еще теплое тело Вивы. Они задают мальчику вопросы, но он молчит. Они оставляют его. Приходит врач, делает ему укол, и мальчик засыпает.

Утром отец смывает кровь со стен дома, и труп Макси исчезает.

На третью ночь отец приходит к мальчику.

И мальчик, помнящий крылья красного ангела, задыхается от крика и слез.

Память — страшное дело. Телевизор работает по-прежнему, он раздражает меня, раздражает Виву. Ее глаза бегают, старательно избегая экрана. Я выключаю его. В последней вспышке экрана я вижу лицо отца.

Отец ходит за покупками. Он не навещает Виву. Перестал навещать шесть лет назад, когда умерла мать. Он избегает даже упоминаний о ней. На самом деле меня он тоже избегает. Интересно, что он покупает в этих магазинах?

Вива спокойна, всегда спокойна. Я целую ее в изрезанный шрамами лоб и ухожу. Ухожу в мир моих сновидений.

Я принимал душ. Вода холодная, хотя рукоятка повернута на "гор.". Моя кожа сморщилась, сжалась от холода, и я думаю, сколько времени я уже под этими струями.

В ванной стоит туго перевязанный мешок для мусора. Не помню, чтобы я наполнял его. Я поднимаю его, он легкий. Я пытаюсь его открыть, но пальцы дрожат, и я не могу заставить себя это сделать.

Я отнесу мешок в мусорный бак. Он затеряется среди сотен таких же, исчезнет. Я стараюсь не думать, что там, внутри, потому что знаю: я не хочу это знать.

Одежда, в которой я ходил к Виве, исчезла, даже туфли.

Энтони позвонил сообщить, что мой отец умер. Он сказал, что все произошло быстро, и я не стал уточнять.