Красный ангел - [37]

— В то время как ты восстанавливаешь людей, как использованную туалетную бумагу.

— Очень смешно, Хоббс. Осторожнее. Он свернет тебе шею.

Алекс закончила работу с компьютером и выключила его. Опять скрип — Уитон осторожно поменял положение в кресле.

— Хоббс! — Все верно, откинулся на спинку, на лице — озабоченное выражение. — Я хочу получить сдачу с этих трех сотен.

Она скорчила ему рожу и выскочила из помещения. Вместо того чтобы пробираться по миниатюрному садику, она вышла на улицу через гараж. Ее машина, потрепанная и неказистая, одиноко приткнулась около тротуара. Подходя ближе, она обратила внимание на фургон, стоящий на противоположной стороне улицы через три машины от нее. Старый фургон с круглыми окошками по бокам. Впрочем, не красный. Грязно-серого цвета, с затемненными стеклами.

Отперев дверь, она забралась в машину. День складывался удачно, старушка завелась всего с третьей попытки. Включив передачу, Алекс отъехала от тротуара. Поправляя зеркало заднего вида, она пыталась убедить себя, что просто разыгралось воображение.

Фургон плавно последовал за ней. Она остановилась у светофора. Между ней и фургоном находилась еще одна машина. Зажегся зеленый. Алекс повернула направо.

Фургон тоже свернул направо.

— О Господи, — выдохнула Алекс, прибавляя газу. Фургон приотстал, но ненамного. Она еще раз свернула направо, потом налево.

Несколько кварталов фургона не было видно. Потом она снова заметила его, уже на почтительном расстоянии.

Вернулось ощущение пустоты в желудке, как тогда, на раскачивающемся канате. Только на этот раз рядом не было Роба, щелкающего камерой и отпускающего шуточки. Она не чувствовала его тепла у себя за спиной, не чувствовала рук, готовых ее подхватить. Она была в полном одиночестве.

Глава 17 Дэвис

Фрагмент из "Дневников Габриэля Дэвиса", не вошедший в публикацию "Омега Пресс" и обнаруженный в архиве покойного Хейли Лэндрума.

Неопубликовано.

14 февраля 1988

Я пишу это, сидя на стуле у кровати Вивы. Она не понимает, что я здесь. Ей не дано это понять.

Не знаю, зачем я продолжаю приходить сюда. Лицо ее вялое, безжизненное, опухшее. Глаз почти не видно, одни белки, которые постоянно вращаются. Не знаю, зачем я должен приходить сюда и держать ее за руку. Может, Вива жива. Мыслит, кричит. Жестоко с моей стороны так думать.

Я размышляю, почему что-то подсказывает мне, что ей лучше без всего этого. Может, у Вивы есть ключ к чему-то такому, чего я не понимаю?

Скоро мне придется покинуть Чикаго. Я просил Энтони помочь мне, и он помог — несмотря на все свои подозрения. Он никогда не говорил об этом, но я более чем уверен, что он проверил все полицейские рапорты, сопоставляя со мной факты. С моей навязчивой идеей.

Я держу вялую пухлую руку Вивы. Двадцать шесть лет ее не касался луч солнца. Она выглядит как пожилая женщина, ссохшаяся и в то же время какая-то распухшая. Волосы уже седые. Невидящие глаза молочного цвета.

Макси. Макси, кошка и мой отец, смывающий шлангом кровь со стены дома у моего окна.

Я должен помнить, должен, ради Вивы, ради себя. Я снова должен увидеть этот сон.

Сейчас утро. Я должен писать, но не могу. Не могу думать. Но должен. Ради Вивы. Ради себя.

Отец, рассердившийся на нее. Отец в тени, наблюдающий. Спускающий с цепи Макси. Она пытается бежать, но это ей почти не удается. Она как кошка, беспомощная, покалеченная кошка. Я тоже смотрю.

Как и он, мой отец. Влажные глаза. Злые глаза.

Мой отец спрятался в тени и следит за ней. Почему он не спас ее?

Это повторяется в моем воображении, я ничего не могу поделать. Макси с рычанием рвет ее. Отец, проходит через двор и берет большую суковатую палку. Он хватает Макси за ошейник, пытается оттащить его от Вивы. Макси не отпускает ее. Вива уже перестала кричать, обмякла. Окровавленная рука по-прежнему в собачьей пасти.

Обрушился первый удар. Потом второй. Оба — мимо Макси.

Я слышу хруст костей Вивы. Палка, попадающая ей по голове, издает влажный чавкающий звук.

Кровь распласталась на стене дома, как крылья красного ангела. Удары отца наконец-то достигают Макси. Наказание одинаково для убийцы и жертвы. Но кости Макси хрустят иначе.

Отец отрывает взгляд от мертвой собаки, от затихшей дочери и видит в окне меня. Лицо его в красных прожилках. Сквозь красную пелену на моем окне я вижу, как светится его лицо.

Это не сон. Никогда не было такого сна.

Я снова сижу у кровати Вивы. Бедная, бледная, выброшенная из жизни Вива. Уродливый росток, посажённый сюда моей матерью. Почему я не кричу? Надеюсь спасти ее?

На мертвенно-бледной коже ее руки, там, где я держал ее, остаются следы моих пальцев.

Я знаю, что это не всё. Я знаю, что в этом сне гораздо больше ужаса, больше демонов, больше боли.

Я, как Макси, виновен.

Глава 18

— Добрый день, "Коллинз хаус", чем могу помочь?

— Я разыскиваю вашу бывшую пациентку, которую перевели куда-то примерно лет пять назад.

— Имя? — Шорох бумаг на другом конце провода.

— Вивьен Энни Дэвис, или Вива. Возраст примерно тридцать восемь лет. Она в постоянном бессознательном состоянии.

Шорох прекратился.

— Понятно. А вы?..

— Ее кузина Ронда.

— Одну минутку. — Доброжелательная интонация медсестры сменилась настороженной. Телефон затих. Пауза. Алекс прислушалась, стараясь понять, на связи ли ее собеседница. Шорох возобновился. Медсестра взяла трубку.