Красные волки, красные гуси - [10]

– В пятьдесят первом-то году?

– Ну, – я заколебался, – свихнулся. Экземпляры изъяли, но один случайно остался.

– В самом деле? – горько спросил он. – А в «Вертере» эта классическая сцена с бутербродами? В библиотеке есть экземпляр, если вы его откроете…

Я его уже открывал, но не сказал ему об этом.

– Обратите внимание, какой хлеб она нарезает.

– Какое это имеет значение?

– Вы понимаете. – Он отложил книгу и загрустил. – Я люблю классику. Всегда любил. Именно за то, что она неизменна. Вы молодой человек, вам трудно понять… Вот, скажем, «Молодую гвардию» Фадеев переписал, поскольку в первом варианте была плохо отражена линия партии. И в принципе должно существовать две «Молодые гвардии» – в одной линия партии отражена, в другой – нет, и молодогвардейцы действовали совершенно одни, без помощи, без поддержки, без партийного руководства… Просто мальчики и девочки, которых затянуло под колеса войны, понимаете?

Он все-таки провокатор, подумал я, его нарочно ко мне подослали. Господи, ну что им от меня надо?

– А классику изменить нельзя. Вы же не поручите Толстому переписать «Войну и мир», чтобы он лучше отразил роль народа? Чтобы мужики не угрожали княжне Марье тупым бунтом, а разъяснили бы ей губительную сущность крепостничества… Ее можно только запретить, но не больше.

– Ну и что? – Я специально говорил сухо, чтобы он понял: не на того напал. Пускай забирает свою по спецзаказу сварганенную книжонку и валит отсюда. Но он не собирался уходить. Наоборот, уселся поудобнее и вытянул ноги в старомодных дырчатых сандалетах.

– Я много переезжал, – сказал он задумчиво, – работа такая, и, конечно, книги – не тот багаж, который легко таскать за собой. Потом, везде есть библиотеки, а классику, как вы сами говорите, берут мало. За ней не надо стоять в очереди. Так что я почти не покупаю книжек. Но Толстой у меня свой. И Чехов. И Достоевский. И вот я захотел перечитать «Войну и мир» – все-таки замечательная вещь.

– Я ее не люблю. Сплошное моралите…

– Это потому, что вам ее в школе навязывали. Очень мудрая книга. Но, знаете, когда я открыл ее, я вдруг начал сомневаться. Я забыл, что случилось с Андреем Болконским. Он умер от ранения, да, но когда? И как?

– Все помнят, что случилось с Андреем Болконским, – сухо сказал я, – это как раз в школе проходят. Наташа ухаживала за ним преданно и самоотверженно, и он…

– Ну, вот видите. А я вдруг начал сомневаться. И когда открыл книгу и прочел… Оказывается, это была не Наташа, а Соня. И, согласитесь, при таком раскладе суть происходящего меняется. Соня становится чуть лучше, а Наташа – чуть хуже. Она вроде и не виновата, графиня не велела ей говорить, и Соня, руководствуясь жалостью к блестящему красавцу и лояльностью к семье Ростовых, взялась ухаживать за ним… И вот… она как бы уже немножко тургеневская девушка – совсем другой характер. Но это только в одном экземпляре – моем, понимаете? Я специально пришел, чтобы проверить – только у меня.

– Ну и что?

– А то, что в таком случае теоретически может существовать экземпляр, где Соня таки выходила Болконского. И они поженились…

– И были счастливы?

– И не были счастливы, поскольку характер у него постепенно все больше стал походить на отцовский, и он все время напоминал ей, что она ему не ровня, и она плакала, но продолжала его любить. Это же все-таки не дамский роман.

– Опять же – ну и что?

– А что, если весь тираж будет состоять из таких экземпляров? Все издания, наличествующие на данный момент? Как это отразится на всех нас?

– Никак, – неуверенно сказал я.

– Вы ошибаетесь. Я же говорю вам – все написанное и есть правда. В каком-то смысле. Ладно, мне пора.

Он сгреб в портфель свой экземпляр «Войны и мира» – я специально смотрел, чтобы свой, и направился к двери. Уже на выходе я окликнул его:

– Погодите. Так какой хлеб нарезает Шарлотта?

Он обернулся и устало мигнул:

– В вашем экземпляре, ну, который я брал на дом, она нарезает черный хлеб. Ржаной.

– Ну и что?

– А то, что дом, где на стол гостям подают ржаной хлеб, принадлежит совсем другой культуре. Вы понимаете? Одна деталь, и уже все другое. Сельское хозяйство. Традиции. Даже климат!

– Если это в одном экземпляре, то ничего, – неуверенно сказал я.

– А вы уверены, что только в одном? – спросил он через плечо и вышел. Я слышал, как он топает по железной лесенке.

* * *

– Алик, – трагичным голосом спросила тетя, – что это такое?

А то она не знает, что это такое.

– Я хотела постирать твои брюки. На всякий случай проверила карманы. А там…

– Ну, тетя Валя…

– Будет звонить твоя мама, что я ей скажу?

– Ничего, – сказал я сквозь зубы.

– Я думала, ты приличный мальчик.

– Я и есть приличный мальчик. А это мне нужно для опытов.

– Алик! Ну какие в библиотеке опыты? Что ты мне врешь? Ты спутался с этой… Райкиной дочкой. Сарра Моисеевна сказала, она видела, как вы вместе выходите из аптеки. И мамаша ее была шалава, и девка такая же шалава выросла…

Значит, они дают понять, что за мной все-таки наблюдают. Сарра Моисеевна это так, прикрытие.

– А вот это, – выдавил я перехваченным горлом, – уже мое дело.

– Позволь! Я за тебя отвечаю. Я не допущу, чтобы…