Красные туфельки - [59]

Ты как-то сказала, что у меня нет кумиров, нет мечты, я ничего не боюсь, я долго был огорчён этим. Перефразируя то, что я когда-то писал своему отчиму, некоторые люди, такие, как ты, уже в пятнадцать лет знают, чем они хотят заниматься, а есть такие бестолковые, как я, до самой смерти не задумываются, зачем они пришли в этот мир. Но сейчас я знаю: я хочу рисовать, и это всё благодаря тебе и Цуй Ли. Ты не поверишь, если я скажу, что полюбил живопись.

Раньше я не говорил, но кое в чём ты похожа на мою мачеху. Любовь и я, и мой отчим выбросили в одну и ту же яму, разница в том, что отчим мачеху убил, а я нет, я тебя простил, по-прежнему ненавижу, но я тебя простил.

Я никогда не рассказывал тебе о своей семье, а теперь сразу вывалил столько всякого-разного — что у меня нет родителей, а мой отчим убил мою мачеху. Что поймёшь, то поймёшь, не буду тебе много рассказывать, и вообще больше не буду никому говорить об этом и даже будущей супруге ни словом не намекну. Между людьми всегда бывают размолвки, я не хочу, чтобы моя жена или друзья, рассердившись на меня, с осуждением сказали: ничего странного, ведь Сюй Цзямин рос в такой нездоровой атмосфере, у них в семье нет хороших людей!

Мои родные всё-таки хорошие люди, и, хотя отчим в итоге убил девятерых, я считаю его хорошим человеком. Он убил Линь Ша из-за глубокой любви и боязни её потерять, а остальных — потому что не было другого выхода. Лишь одного человека мне жаль — это Фу Жуй из тюрьмы Тебэй — его смерть была ужасной. Юй Лэ отрезал ему обе руки, вырезал глаза, а ноги привязал к воротам, так что вся кровь вытекла. Но это не самое важное. Я часто думаю о его дочери. Он говорил мне, что бедные растят сыновей, а богатые — дочерей. Его уже нет, как же будет его дочь без него?

У Фу Жуя был альбом с фотографиями — выражения лиц смертников за долгие годы. Он считал их произведениями искусства и собирался на пенсии собрать их вместе под общим названием «Отчаяние». Звучит довольно мощно, отчаяние — то, что объединяет этих людей. Он не сфотографировал моего отчима, потому что тот был глухой и читал уведомление, низко наклонив голову, а когда поднял её, то самое настроение уже ушло. Если бы он сфотографировал, поместил в альбом, вероятно, можно было догадаться, что что-то не так. Он обнаружил бы, что на лице отчима нет отчаяния, а есть решимость. Да, у отчима не должно было быть сокамерника, он получил его благодаря сочувствию Фу Жуя и своей глухоте. Перед лицом смерти он полностью изменился, подбил двух других преступников вместе с ним совершить побег, один из них попросил друга на воле подогнать машину и ждать снаружи. Выйдя за ворота, они не разбежались и не сбежали одной компанией. Только представь: мой отчим Юй Лэ убил всех троих, а после этого исчез с лица земли, не оставив и следа.

Есть ещё кое-что, из-за этого мне стыдно вот уже почти год, при воспоминании об этом я не могу простить себя. Отчим сбежал в канун Нового года, во время фейерверка инспектор Ли сказал мне, что три человека сбежали из тюрьмы и что он ждёт список. В тот момент я надеялся, что один из этих преступников — Юй Лэ. А потом он подтвердил, что Юй Лэ — зачинщик побега и его местопребывание не установлено. Я испугался своей реакции — я не осуждал его, не ненавидел, наоборот, сжав кулаки в карманах пуховика, мысленно поздравил его. Если бы не погиб лучший друг инспектора Ли, я открыл бы дверцу машины, выскочил на улицу и бегал по снегу, пока не кончились силы.

Расскажу, как прошёл этот год: после защиты диплома я принялся зарабатывать деньги, целый месяц записывал рекламу. Я спешил отдать долги Юй Лэ. Я возвращал не его долг, а те расходы на воспитание, которые был ему должен. С большинством кредиторов я был знаком, все эти глухонемые дяди и тёти, видевшие, как я рос, уже состарились и, покинув завод по пошиву перчаток и выйдя на пенсию, они один за другим уехали из дома для немых. В первый момент, когда я приходил, они были не слишком приветливы, так и норовили захлопнуть дверь, ведь я был пасынком Юй Лэ, и они чувствовали, что поговорка «чужая душа — потёмки» правдива. Но, узнав, что я пришёл вернуть деньги, они тут же меняли своё отношение, точнее сказать, не меняли, ведь Юй Лэ всё равно оставался для них всё тем же хорошим стариком. Он был всегда таким бедным, не мог вернуть долг, но, даже зная это, они всё равно одалживали ему деньги. Видишь, как здорово, с помощью этих денег я смог вернуть хоть какое-то уважение к нему.

Фамилия последнего кредитора была Хуай, он жил на улице Наньху. Я не помнил такого человека и, лишь увидев его, понял, что это шутка моего отчима. Его фамилия была не Хуай, а Хао.[33] Лучший друг отчима — дядя Хао. Он был всего лишь немым, мог слышать, но не мог говорить. Я рассказал ему о цели своего визита, но он поспешил на языке жестов сказать, что не может взять эти деньги. Я ответил:

— Дядюшка Хао, если бы вы были первым, к кому я пришёл, то из уважения к вашей дружбе с отчимом, возможно, я и сэкономил бы эти деньги. Но вы — последний. Я столько всего понял за это время, вы обязательно должны взять эти деньги, тогда я полностью исполню свой долг.