Красные сабо - [2]

В мыслях, в памяти своей писатель совершил некое паломничество в безвозвратно утраченное время, которое он пытается воскресить. Автор справедливо полагает, что иной раз о детстве и отрочестве лучше могут рассказать судьбы близких, чем простое перечисление событий в жизни мальчика. Радости и первые разочарования юных лет тоже находят место в книге, но они как бы оттеснены на второй план. Сначала предыстория: «Кто я? Откуда пришел? Что я за человек в беспрестанной смене поколений?»

«Красные сабо» можно отнести и к семейной хронике, и к роману воспитания, как, впрочем, почти все романы так называемого «семейного цикла». Во французской прозе XX века есть немало летописей жизни аристократических и буржуазных семей с отдаленных времен до наших дней: история семьи Буссардель Филиппа Эриа, история семьи Шудлеров Мориса Дрюона, история семьи Резо Эрве Базена, история семьи Эйглетьеров Анри Труайя и другие. Книги этих авторов, продолжающих традиции французского критического реализма, часто исполнены негодования против сильных мира сего, против тех, кто, достигнув определенных высот социальной иерархии, забыл трудные годы своих дебютов, не может остановиться на пути стяжательства и злоупотреблений общественным положением. Характер положительного героя в этих романах — чаще всего это сам рассказчик — воспитывает и закаляет неприятие им своих близких. Взгляды его проясняются по мере удаления от семьи, от клейких тенет ее лицемерия.

В отличие от героев этих романов самовоспитание рассказчика у Жубера происходит в тесном общении с близкими, в усвоении всего лучшего, что было заложено в них, сформировано трудовой жизнью. Семьи «третьего сословия», семьи трудящихся и ремесленников, рабочих и разночинцев тоже имеют свою историю, утверждает писатель. «В таких безвестных семьях нет ни генеалогического древа, ни актов, ни грамот, просто умершие исчезают, не оставляя по себе иной памяти, кроме убогих крестьянских домишек и крошечных садиков — заброшенные, они сразу же зарастают сорняками… История не хранит ни их лиц, ни речей, ни жестов, ее привлекают лишь вершины, пусть даже ложные или призрачные. А мои предки растворились в безымянной массе крестьян, рабочих, солдат», — пишет Жубер. И тем не менее память о них бережно сохранена в этом произведении. Читая его, мы как бы перелистываем страницы семейной хроники, написанные то задумчиво-поэтически, то беспощадно правдиво и сурово.

Отупляющая работа старшего поколения на заводе или в мастерской несколько уравновешивается радостным трудом на своем огороде, в саду, у них еще почти натуральное хозяйство — потребляют то, что производит земля. Эти люди соединяют в своем лице и ремесленников, и крестьян, и рабочих. Писатель полон к ним горячей симпатии и сострадания; они еще не утратили связи с природой, для них сосновая роща не просто десятина леса, грядки с капустой и яблоневый сад — не рыночный товар, лесной зверь — не добыча для охотника. Они дорожат честью трудового человека, поэтому, что бы они ни делали, всегда стремятся выполнить свою работу безукоризненно. «Красные сабо» — современный роман воспитания, в нем в форме семейных биографий рассказывается о формировании человеческой личности под воздействием окружающей среды, обстоятельств, образа жизни.

Прошлое видится писателю как бы сквозь туман времен. Корни его рода теряются где-то в конце XVIII — начале XIX века. «Патриархи династии» в поте лица своего трудились на богатого сеньора: «Что же до революций, потрясавших Париж, они с тем же успехом могли происходить и на Луне…» Предки «ковырялись в земле, рубили лес, пекли хлеб, шили одежду», но вряд ли точили ножи на богатых и знатных… Их жизнь «была окрашена в серые тона нужды и покорности судьбе».

Да и жизнь следующих поколений, уже в наши дни, не была особенно яркой. Нет среди них героев, все они люди обычные — ремесленники, рабочие, учителя. Однако события их личной жизни тесно переплетены с событиями, происходившими в стране, с историей своего класса — анархо-синдикалистским движением конца XIX века, Народным фронтом, первой и второй мировыми войнами. Поэтому и судьбы их воспринимаются как живое свидетельство подлинной истории французского народа. Каждый из них своим путем пришел к мысли о необходимости исторических перемен в пользу рабочего класса. «На заводе, — рассказывает Жубер, — дед впервые слышит разговоры о социализме, он прислушивается, вначале с опаской и недоверием. Но мало-помалу его недоверие тает. Справедливость — вещь хорошая, даже если понимаешь, что это не завтра сбудется. Надо голосовать? Что ж, он голосует за левых». Да и к анархизму деда привело яростное желание преобразить мир, бросить вызов закоснелому укладу жизни. Анархисты, думал он, уничтожат и армию, и полицию, и государство, и тогда начнется «всеобщая любовь».

В первые годы XX столетия во Франции, как и в других европейских странах, замечается подъем рабочего движения, принимавшего все более массовый характер. Его возглавили социалисты, сторонники Жана Жореса и Жюля Геда, признанных вождей пролетариата. Но, когда социалистическая партия в определенный момент парламентской борьбы отказалась от руководства профсоюзами, умами ее рядовых членов завладели анархо-синдикалисты. Их движение можно рассматривать как своеобразную реакцию на тактику реформизма, избранную социалистами.