Красные нити - [23]

Судья требовательно и грозно стучал молотком, тщетно требуя тишины. Угомонить присутствующих в зале родителей и других родственников убитых девочек, оказалось не просто. Полицейским пришлось вызвать подкрепление, и взять зал в плотное оцепление.

Гольшанский смотрел на всё это с равнодушной флегматичностью. Он не понимал, зачем эти люди пришли в зал заседания суда.

Насладиться судебным процессом? Убедиться, что убийцу их детей точно посадят? Просто посмотреть на него?.. По мнению Сильвестра, если бы кто-то из этих родителей действительно хотел бы, что-то сделать, он бы исхитрился пронести в зал оружие. И тогда бы он, Сильвестр, получил бы пулю, как только его завели в зал.

— Тишина! Порядок в суде! Порядок! — рокотал недовольно пузатый судья с лохматыми усами. — Граждане прошу проявить сдержанность и адекватность! В противном случае…

— Что бы ты сдох, мразь! — проорал через весь зал какой-то мужчин с взъерошенными волосами.

Сильвестр улыбнулся, и издевательски подмигнул ему. Тот, в ответ немедленно бросился к нему, и был отброшен назад заслоном полицейских.

— Тварь! Сволочь! Да что б ты в аду сгорел! — рыдая простонала какая-то женщина в дурацком зеленом костюме.

— Чудовище!

— Ублюдок!

— Отдайте его родителям! Этот ублюдок не должен ходить по земле!

— Что б ты дерьмом своим захлебнулся выродок!..

— Хватит! — теряя терпение проорал судья, снова грохоча молотком по подставке. — Всем немедленно взять себя в руки! Иначе заседание, я обещаю, будет закрытым! И вы все, вообще ничего не узнаете до самого конца! Я понимаю ваши эмоции и чувства! Но, здесь здание суда! И сейчас перед судом предстал убийца ваших детей! А вы своим поведением мешаете проведению суда и дарите ему желанную отсрочку перед началом отбытия уголовного срока!

Это пылкое и страстное заявление подействовало. Люди в зале притихли.

А сидящий неподалеку от камеры Гольшанского предоставленный ему по правилам адвокат лишь вздохнул, глядя на судью. Бедняга знал, кого ему выпало защищать, и был вовсе не в восторге ни от «клиента», ни от предрешенного итога судебного заседания, которое только что огласил судья. А ещё он понимал, что все запомнят, кто был его «клиентом».

Сначала выступил государственный обвинитель. Им оказался тучный и полноватый лысый мужчина, с пышной каштановой бородой. Нахмурив свои густые, темные брови он нарочито презрительным и гневным голосом перечислил злодеяния Сильвестра. Каждый раз, когда обвинитель называл имя и фамилию очередной жертвы Сумеречного портного, в зале суда звучал болезненный вой, горький плач и истеричные стенания. Здесь, на суде, копившаяся четыре года боль и тлеющие надежды, почти с болью вырывались из человеческих душ. Не пережитая ни невыносимая горечь утраты самого дорого, что было в их жизни, все эти годы точила, угнетала и сжигала несчастных родителей. И только сегодня, сейчас, здесь… Наконец-то! Они увидели его. Увидели того, кто четыре или больше лет назад, с ожесточением умертвил их маленьких дочерей. Они смогли увидеть лицо монстра, что навсегда разрушил их жизни.

Бородатый обвинитель представил суду более, чем вещественные доказательства. Когда он показывал вещи убитых девочек, одна из женщин закричала, и упала в обморок. Другая, зажав рот ладонью, давилась слезами. Остальные обессиленные, измученные горем, лишь слезно взирали на обвинителя. Все они узнавали вещи своих детей. И каждая из матерей вспоминала свою малышку, которую она больше не сможет увидеть, обнять и прижать к сердцу. И всё по вине Сильвестра Гольшанского. Сумеречного портного, который терроризировал столицу и окрестности почти два года, а затем притих на следующих четыре.

— Все эти вещи, — продолжал государственный обвинитель, указывая на предоставленную суду одежду жертв Портного. — принадлежали всем погибшим от руки Сумеречного портного детей!

В зале звучали сдавленные, надрывающиеся рыдания. Мужья, отцы, братья и дедушки утешали рыдающих матерей, сестёр, бабушек и других родственниц убитых девочек.

— Помимо этого, — обвинитель вынул на свет тугую бичевку, с приделанными на концах деревянными рукоятями. — следствие обнаружило орудие убийство. Сомнений быть не может. Экспертиза четко показала, что на ткани самодельной удавки остались частички эпителия, которые вне сомнения принадлежали жертвам Портного.

За удавкой последовали материалы, из которых Портной шил зеленые платья в белый горошек.

— Прошу обратить внимание ваша честь, на то, что материал, найденный в тайном убежище подсудимого, полностью соответствуют тканям, из которых были сшиты платья для всех жертв Портного.

Помощник обвинителя передал судье распечатанные результаты анализов.

Судья, нахмурив брови, с вниманием прочитал документы по анализам судебно-медицинской экспертизы. Затем он обратил внимание на адвоката, что отчаянно потел и нервно ёрзал, сидя рядом с камерой Гольшанского.

— Защите есть, что сказать? — пророкотал судья.

— Нет, ваша честь. — помотал головой адвокат.

При этом он выглядел так, как будто его страшила сама мысль хоть слово сказать в поддержку своего подзащитного.

На каждый вопрос судьи о словах защиты, адвокат лишь мотал головой. Судья и гособвинитель несколько раз выразительно переглядывались. Всё-таки адвокат должен был сыграть свою роль, пусть и с известным финалом, не молчать как рыба весь судебный процесс. Однако у адвоката похоже ни свидетелей защиты не было, ни хотя бы косвенных и ничтожных улик даже гипотетической невиновности Гольшанского, ни вообще какой бы то ни было стратегии защиты.