Красные камзолы - [13]

Помыться после такой дороги – это, скажу я вам, большое удовольствие. Праздник для тела. Парилки тут нет, конечно, о чем ребята из отряда изрядно ворчат, но вода согрелась хорошо, по ощущениям – градусов семьдесят. А вне помывочной – прохладно. Но если сразу насухо вытереться, то даже и терпимо. Мыла нет, есть зола, песок и какой-то странный порошок, который посыпают на вихорку, чтобы оттереться. Мылится плохо, но зато можно хорошо себя почесать. Грязи с себя смывалось много. Казалось, что «кусками отваливается» – это совсем не аллегория.

Пока мылись да отпаривались в теплой воде, обратил внимание на тела других ребят. М-да… щуплые, тощие, ребра торчат. Руки жилистые, ноги у кого-то уже с вздутыми варикозными венами. На спинах у многих шрамы, следы давнишней порки. Ладони напоминают лопаты. Пальцы толстые, мозолистые. Такие я в нашем времени в основном у сварщиков видел. И едят они, видимо, весьма плохо. Лишнего веса и каких-либо мышц нет ни у кого. Исключение – Ефим. Вот он похож на качка, очень развитая мускулатура. Плечи, предплечья, бицепсы, трицепсы – как там оно называется, не знаю. Ну вылитый Шварценеггер в молодости. Только ноги обычные, да ряха рязанская – круглая, и нос картошкой. Ну да у меня тоже есть чем похвастаться. В парилке выяснилось, что у меня самые развитые и мускулистые ноги из всего отряда. Прям аж гордость взяла. Все-таки футбол дал о себе знать.

На бритье пришли два армейских цирюльника. Ну и тот парень, что в Кексгольме кожевенником работал, достал откуда-то из своего мешка опасную бритву. «Аглицкая!» – гордо так похвастался. Интересное дело – затачивали бритву об ремень. Прям так брали кожаный пояс, натягивали в струну и правили лезвие, потом брились. Так быстрее и удобнее. Побрили и меня. Повезло – и меня, и Ефима брил кожевенник из Кексгольма. Спокойно, аккуратно, я даже и не думал, что какие-то проблемы могут возникнуть. А вот тем ребятам, которых брили цирюльники, было тяжко. Лица красные, все в ссадинах и порезах, как будто наждаком выскобленные. М-да, бритье тут, оказывается, та еще процедура. А что делать? За бороды налог берут. Солдатам же бороды и вовсе не положены. Одна радость – щетина до трех дней тут считается побритостью. Так что морды к следующему бритью зарастут. Ну а мне надо срочно придумать какой-нибудь магарыч кожевеннику, чтобы бриться только у него. А в идеале – самому бы раздобыть опасную бритву. Аглицкую, ага.

Брили, кстати, только лицо и шею. Волосы трогать не стали. Здесь солдаты носят длинные волосы ниже плеч, забранные в хвост или в косу. А потом присыпают золой и какой-то пудрой.

– Зачем? – спросил я и показал вопросительно на одного из артельщиков, который на свои свежевымытые и расчесанные вихры деревянной расческой аккуратно наносил смесь пудры и золы.

– От вшей помогает.

– А налысо побриться?

Ефим изумленно посмотрел на меня, а потом вдруг хлопнул себя по лбу.

– А-а, ты ж еще не стрелял из мушкета. Тогда ясно. Вот когда прижжет тебе кожу порохом горелым пару раз – поймешь. А пока смотри да мотай на ус.

Медосмотр был короткий. Выстроили нас нагишом в ряд, врач лет сорока от роду прошел вдоль строя, посмотрел на руки, колени, постучал по груди. Послушал дыхание через деревянную трубку. Где-то половину из тех, кто кашлял, вывел из строя. И еще одного парня из другой артели – его сразу выставили в сторону от всех. Доктор поставил диагноз как приговор – сифилис. Я вздрогнул, аж мороз по коже. Это как так?

– А вот так. Все, закончилась для парня служба. Да и жизнь, наверное, тоже.

Ефим был категоричен.

Да уж. Вот так вот запросто – сифилис. В одном строю с остальными. А мы с ним из одного котла ели, да и мылись вместе. А сколько тут еще разных болезней? Я украдкой осмотрел строй голых мужиков заново. И новым взглядом отмечал следы от когда-то перенесенной оспы, зарубцевавшиеся язвы от лишая на поясницах… Интересно, от скольких болячек я привит? Вроде мама постоянно в поликлинику таскала, все эти БЦЖ и прочее у меня сделаны.

После медосмотра нас осталось около сорока человек. И это от всей той толпы, что вышла из Кексгольма. Не знаю точно, сколько нас тогда насчитывалось, но колонна большая была, иногда растягивалась метров на двести.

С помощью нагретых камней и печки быстро сушили исподнее. Я и тут оказался не как все. Трусов здесь нет. Используют нательные рубахи и панталоны. Белого и серого цветов, в зависимости от исходного материала и степени застиранности. А у меня мало того что трусы семейные – это полбеды, за короткие панталоны сойдут, так еще и термобелье фирменное, черного цвета. Хорошее, качественное. Только вот в нем я заметно выделяюсь на общем фоне. Впрочем, я и так вряд ли остался бы незаметным.

Отдохнули, оделись. Очень хотелось есть, но еда – только после присяги. Жадные тут слишком, на чужаков еду переводить. А до присяги мы – чужаки. Интересно, а тех, кого по болезни отстранили и увели отдельно, их-то кормить будут? Они же тоже вроде как чужаки. Но их судьбой никто больше не интересовался. Увели и увели. С глаз долой, из сердца вон. Как-то это все не похоже на дружную общину. Или всему виной наш неопределенный пока статус? Не знаю.