Во Владивостоке остановился заезжий гость. Однако как-то с отрядом белых попал он в тайгу приморскую. Тут и был партизанами захвачен в плен.
Возможно, отпустили бы его партизаны, да видят — наряд военный. Забрали с собой француза.
Стали гадать, что же с французом делать. Да тут… Узнали во Владивостоке французские интервенты об истории с коммерсантом. Предложили партизанам за коммерсанта выкуп.
Специальный представитель для встречи с партизанами даже в условленное место прибыл. Предлагал сахар, муку, крупу. Предложил и консервы из кролика. Плохо было с едой у партизан. Рады они обмену. Когда решали, на что же менять француза, выкрикнул кто-то:
— На консервы из кролика!
Не знали в России таких консервов. Рады партизаны заморским штукам.
Поменяли коммерсанта они на кроликов.
Не повезло французу. Потешались над ним во Владивостоке. Потешались потом в Париже. Даже прозвали «Месье из кролика».
— Многоудобное! Многоудобное! — поражался английский офицер названию.
Многоудобное — так называлось одно из таёжных сёл. Избы здесь крепкие. Подворья просторные. Кедры и сосны. Сосны и ели. Слева и справа отроги Сихотэ-Алиньских гор.
Продвигались английские солдаты таёжным местом. Заночевали в Многоудобном.
Ходил по селу офицер английский:
— Многоудобное! Многоудобное!
Даже в своём дневнике запись такую сделал: «Многоудобное — умеют же русские дать название!»
Восхищался англичанин тайгой, округой. «Вот бы англичанам такой простор. Век не забудется Многоудобное».
Не забылось оно англичанину.
Ночь наступила. Заснул в Многоудобном заморский гость.
А на рассвете совершили на Многоудобное налёт партизаны. Бежали английские солдаты. Бежал офицер английский.
Выпрыгнул он из окна. Да неудачно. Ногу сломал, бедняга. Ходит теперь с костылём.
Не забылось село таёжное. Держится в памяти Многоудобное.
Приморскими партизанами был создан «летучий» отряд особого назначения.
«Летучий» — в смысле подвижный. Выполнял он различные важные и срочные задания. Действовал против войск интервентов, действовал против белых.
Узнают партизаны: направляется к интервентам состав с военными грузами.
Поднимается по тревоге отряд «летучий». Взорван состав с военными грузами.
Узнают партизаны: в таком-то селе расположился белогвардейский штаб.
Налетает отряд «летучий». Разгромлен белогвардейский штаб. Взяты бумаги ценные.
Узнают партизаны: захвачены белыми наши пленные. Перегоняют такой-то дорогой пленных.
Снова отряд в походе. Засада. Короткий бой. Вновь на свободе пленные.
Стало известно интервентам и белым, что у партизан есть «летучий» отряд особого назначения.
«Летучий голландец» — назвали его интервенты.
Есть такое морское предание. Носится по морям неизвестный корабль. Под парусами. Под реями. Возникает он неожиданно. Из тумана, из-за крутой волны. Мелькнёт в одном месте «летучий голландец». Увидят матросы. И вот в новом месте уже «голландец». Далеко-далеко отсюда. Там его люди видят.
Не утихают на Дальнем Востоке лихие партизанские рейды.
То совершат партизаны стремительный налёт на продовольственный склад врага.
Идёт среди белых и интервентов:
— «Летучий голландец»!
То перехватит на базах военные грузы.
Идёт среди интервентов и белых:
— «Летучий голландец»!
То вдруг прямо как снег на голову, как горный обвал, как град в колонну солдат-интервентов врежутся.
— «Летучий голландец»! «Летучий голландец»! — кричат враги.
Сколько же их, «летучих»? И справа, и слева, и с фронта, и с тыла разят дальневосточные партизаны войска интервентов, войска генералов белых.
Нет им отдыха. Нет покоя.
— «Летучий голландец»!
— «Летучий голландец»! — повсюду слышно.
И слышно, и видно. И видно, и слышно.
Было это на Амуре, в городе Николаевске. Шёл на улицах города бой с японскими оккупантами. Партизаны сражались отважно. Разгромили они захватчиков.
Был среди наших боец Перекладин. Понимает — конец врагу. Так и есть. Видит Перекладин, вышли на видное место два японских офицера. Ясно — идут сдаваться. И вдруг…
— Что такое?!
Схватили японские офицеры свои японские сабли-мечи, распахнули шинели… секунда — и сами себе животы вспороли.
— Чудеса! — лишь воскликнул боец Перекладин.
Да и другие бойцы застыли. Смотрят. Вот это да! Был среди наших боец Замятин.
— Харакири, — сказал Замятин.
— Что-что?
— Харакири, — повторил Замятин.
Объяснил он Перекладину и другим, что харакири — это способ самоубийства у японских привилегированных дворян-офицеров. Если такой офицер оказывается в безнадёжном положении, если не видит другого выхода, он и вспарывает острым предметом себе живот, то есть совершает себе харакири.
— Значит, харакири — это когда всем крышка, конец всему, — сделал вывод боец Перекладин.
— Конец, конец, крышка, — усмехнулся боец Замятин.
Хоть и разбили наши тогда в Николаевске японских захватчиков, хоть и в других местах наносили удары сильные, однако присылали японские капиталисты новых солдат. Продолжали грабить Дальний Восток японские интервенты. Лишь в конце 1922 года были окончательно изгнаны японские захватчики с советских земель. Садились японские солдаты на корабли. Покидали советские берега.