Краснов - Власов - [15]

После небольшой паузы, Андрей Андреевич сказал, что, если бы нужны были только деньги, он крикнул бы клич и русские засыпали бы его деньгами. Но, к сожалению, в первую очередь, требуется сейчас то, что за деньги купить нельзя. И он долго и ярко рисовал положение Р.O.A., ее нужды, безмозглую политику немцев, посылая в их адрес далеко нелестные эпитеты и временами раздраженно стуча кулаком по столу.

— «Известно ли Вам» — спросил он меня, — «сколько сейчас в Германии русских, включая женщин и детей?» Я ответил отрицанием.

— «Тогда я Вам скажу», — продолжал Андрей Андреевич уже громким голосом, — «не менее 16 миллионов. Возьмите только 10 %. Получилась бы огромная армия, которая бы смела все на своем пути. А немцы все еще не понимают, что связывая меня, они сами роют себе яму».

В такие минуты Ген. Власов напоминал мне льва, впервые попавшего в клетку и тщетно пытающегося вырваться на свободу. И должен признать, что в эти моменты он был необычайно красив в своем гневе. Вся его фигура дышала безграничной энергией и огромной внутренней силой воли, что невольно тянуло и привлекало к нему слушателей.

Немного успокоившись, он вызвал к себе казначея штаба и, передавая ему золотые десятирублевки, сказал: «Возьми и храни это пуще твоего глаза, исчезнут — предавать суду не буду, а повешу сам. Знай, что эти деньги долгие годы добывались потом, кровью и тяжелым трудом».

Уйти от Андрей Андреевича, не перекусив и без рюмки водки, было немыслимо и он мог бы даже обидеться. Поэтому, мы и сегодня, кончив наши разговоры, перешли в столовую. Как обычно на столе стояли: селедка, кислая капуста, картофель, сало или колбаса, хлеб и графин водки. Затем следовала чашка чая. Столь скромны были ужины у командующего Р.O.A., что показывало крайнюю ограниченность требований Андрей Андреевича в отношении своей личной жизни.

На мой вопрос — когда бы я мог опять его видеть, Ген. Власов советовал мне приехать к нему 2-го января вечером, предполагая в этот день утром быть уже дома.

Я поздравил его и Федор Ивановича с наступающим Новым Годом, пожелав им обоим здоровья и полного успеха в их начинаниях, связанных с русским национальным делом.

После этого, я оставил гостеприимный дом и с большим трудом, в полной темноте, добрался до вокзала.

Вернувшись в Берлин, я решил завтра уехать в Вену, дабы немного отдохнуть и привести в порядок мой скромный гардероб, уже пришедший в полную негодность. Посетив Ген. Краснова, я передал ему мой вчерашний разговор с Ген. Власовым, упомянул, что он и Ген. Трухин уехали и вернутся назад не ранее 2-го января и поставил его в известность, о моем намерении уехать в Вену. Я обещал Петру Николаевичу быть обратно в Берлине 2-го января утром, чтобы вечером посетить Ген. Власова, а 3-го быть у него. Обменявшись новогодними поздравлениями и сердечными пожеланиями, — мы расстались.

В этот же день вечером[4], я ехал в Вену, радуюсь, что несколько дней проведу спокойно.

Когда, после длительного перерыва, я вновь посетил казачий штаб в Вене, я явился предметом особого внимания. Почти все чины штаба проявляли большой интерес к моей акции примирения генералов Краснова и Власова. Меня удивило, что многие из них были достаточно в курсе хода переговоров.

Беседуя с казачьими, а также и Р.O.A. офицерами, я убеждался, что они решительно осуждали существующую натянутость отношений между Р.O.A. и казачеством и горячо желали скорейшего устранения этого ненормального явления. Как и надо было ожидать, одни из них вину за все возлагали на казачье командование и, в частности, на Петра Николаевича, а другие, наоборот, относили все это за счет Ген. Власова. Самое важное было то, что и те и другие были недовольны существующим положением, причем, некоторые главную причину всего этого усматривали в личном недружелюбии генералов Краснова и Власова, с чем я внутренне, к сожалению, не мог не согласиться.

Я не буду передавать все, что в эти дни я слышал в Вене, но скажу лишь, что на этой почве создавались чудовищные слухи и о Краснове и о Власове каковые, передаваясь из уст в уста, разжигали в массе страсти и делили ее на два враждебных лагеря.

Утром 2-го января, я вернуля в Берлин, а вечером посетил Ген. Трухина. К сожалению, Федор Иванович был крайне занят. В его отсутствие скопилось много работы и одновременно его осаждала масса посетителей. В виду этого, он уделил мне мало времени. Все же он рассказал мне, что по нашему вопросу он уже говорил с Ген. Власовым и вынес впечатление, что последний, по-видимому, согласится на мое предложение встретиться с Ген. Красновым.

Он предупредил меня, что Андрей Андреевичу уже известно, что именно сегодня я буду говорить с ним по этому вопросу. Это обстоятельство уже значительно облегчало мне выполнение весьма трудной задачи.

Что касается Петра Николаевича, то зная его много лучше, чем Андрей Андреевича, я чувствовал уверенность, что мне легче удастся склонить его на это. Достаточно охрабренный таким сознанием, я пошел к Ген. Власову. Но сегодня и здесь мне пришлось долго ждать.

Ген. Власов был в хорошем настроении и это могло сулить мне успех. Из первых его слов я понял, что он доволен своей поездкой и посещением частей Р.O.A. Будучи у него в последний раз, я не сказал ему, что уезжаю в Вену, однако он был уже осведомлен об этом, ибо спросил меня: «А как Вам было в Вене, что там нового хорошего?»