Красное золото - [12]
Зайдя в совмещенную с туалетом курилку, я торопливо, стараясь не вдыхать потрясающей силы амбре — непременный спутник подобного рода бесплатных заведений — извлек из пачки сигарету и торопливо, в несколько жадных затяжек, выкурил ее. В туалете булькало и стояла на битом кафельном полу вода. А ведь здесь, прямо за этой стеной, находятся хранилища, и если там так же точно булькает и стоит вода, то мы — последние историки, которым повезло пользоваться материалами, здесь хранящимися…
Взгляд мой невольно уперся в отделяющую туалет от прочих подвальных помещений стенку. На ней красовалось неприличное граффити «Хочу Нинку!» и еще более неприличный рисунок, изображающий, видимо, эту самую Нинку в излюбленной живописцем позе. Судя по рисунку, с эротической фантазией у живописца проблем не возникало… Вот ведь мерзавцы, подъездов им не хватает, уже и до архива добрались. Ей-богу — лучше бы резиденцию губернатора своими нинками разрисовали, да погуще и позабористей, а то ведь он, бедный, так никогда и не узнает, чего именно хочет избравший его народ.
Весьма, кстати, симптоматичное явление: в архивы-то всех подряд не пускают, значит, сей образчик изысканной наскальной живописи принадлежит перу, а вернее сказать — стилу своего брата-аспиранта, соискателя или кандидата. Что наинагляднейшим образом демонстрирует общекультурный уровень нарождающейся «новорусской интеллигенции», обучаемой в сверхдорогих платных «колледжах» и прочих околонаучных заведениях. А чего, скажите на милость, можно ожидать, если такой, с позволения сказать, «студент» (к примеру — будущий адвокат крупных политико-криминальных авторитетов, пред громовым рыком коего будут трепетать не только наши зашуганные судьишки, но и холеные европейские мэтры) через зачеты, экзамены и практикумы легчайшим образом перескакивает и без их посещения, а только лишь при помощи толстенького папиного бумажника, кошелька, «лопатника», кредитной карты, доли из «общака», доброго знакомства, телефонного звоночка, e.t.c. Вполне понятно, что к понятию «интеллект» все эти прекрасные вещи имеют весьма косвенное отношение. А вот к «наскальной живописи» на стенах клозетов — самое что ни на есть непосредственное. К сожалению…
Следующую сигарету я не прикуривал долго, а мял и мял белый цилиндрик в пальцах… Что-то не давало мне спокойно и взвешенно, как бывало много раз до этого, разложить по полочкам полученную информацию. Что-то такое, за что зацепился натренированный взгляд, да проскочило мимо галопирующее сознание, сжатое узкими рамками темы диссертации. И лишь выкурив, уже не спеша, вторую сигарету и поднимаясь устало по еле освещенной лестнице со щербатыми каменными ступенями, я, кажется, понял — что именно.
Вприпрыжку преодолев оставшиеся лестничные пролеты, я влетел в зал и устремился к своему столу, по укоренившейся привычке стараясь производить как можно меньше шума. Я же не Архимед, право слово, чтобы носиться дезабилье по всему городу и пугать честной народ радостными воплями на мертвом языке… Видимо, перемещения мои оказались вовсе не такими бесшумными, как мне казалось, потому что Марк Самуилович посмотрел на меня с укоризной и сокрушенно покачал головой, но не сказал, естественно, ни слова. Я на ходу извиняющимся жестом приложил обе руки к груди и сделал вдохновенное лицо. Вести себя грубо или просто не обращать внимания я не считал для себя возможным, ибо уважал старика уже хотя бы за то, что он, пусть и тщетно, стремился найти оправдание — себе и времени своему. Большинство же его современников славословят людоедов и их государственный строй безо всякой попытки разобраться — а чем же страна людоедов была так уж хороша? Просто — «Долой!» или «Ура!» (смотря по какому поводу митинговщина), красные флаги в немощных лапках, портреты усатого Годзиллы и смачное оплевывание всех подряд. Впрочем, и их тоже можно понять — как страшно, должно быть, думать и сознавать, что прожил ты зря и что деяния твои и современников твоих будут потомками прокляты и преданы забвению. Не сознавать — проще… Тот же Марк Самуилович, насколько мне известно, на подобные демонстрации не ходит и кумачом не размахивает.
И дай нам бог под старость не искать оправданий своему прошлому…
Сев за стол, я включил тускловатую зеленую лампу и, быстро перекидывая в обратном порядке только что отсмотренные бумаги — не то… не то… не то… — стал искать.
Так… Рапорт помкомзвода Шмышкина о планомерном отступлении из Раздольного. Хотя какое там отступление! Я рапорт ротмистра Назарова о том же бое читал — чуть не помер со смеху: драп был первосортнейший, весь обоз красные потеряли и одно полевое орудие. А представили все операцией по завлечению белых в ловушку. Стратеги…
Опись реквизированного постановлением Комбеда в домах бежавших с колчаковцами селян-мироедов имущества и список деревенских активистов, сие имущество от Советской власти в безвозмездное пользование получивших… Да уж, «грабь награбленное». В действии. В скотстве своем неприкрытом…
Рапорт подпоручика Гришина о разгроме в Ново-Спасском подпольной типографии и расстреле без суда и следствия восьми подпольщиков, в том числе — двух женщин. М-да, тоже, конечно, не ангел в белой хламиде… Подпоручик после войны, как и множество бывших колчаковцев, оказался в Харбине, с поражением не смирился и погиб в двадцать втором году под Волочаевкой.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.