Красное и белое - [35]
О нечисти лесной, Иване-дураке и царе-узурпаторе
Глава первая. Где-то в сказочном лесу
Далеко-далеко за семью морями среди болот непроходимых и дубрав дремучих жила-была нечисть лесная: Баба-Яга, Кощей Бессмертный, Змей-
Горыныч, Леший, да Кикимора болотная. Не одну сотню лет жили они себе да жили в тиши и спокойствии. Так и состарились.
Ступа бабкина, что трухлявый пень стала — трогать опасно, не то, что летать. А уж добрых молодцев, почитай который век к Яге не заглядывало. Последний и тот умудрился запихнуть бабку в печь — еле выбралась.
Кощей совсем уже зачах от мыслей тревожных о своём бессмертии. Сон и покой навечно потерял. А вот, как прознать про дерево с потаённым кладом — яйцом золотым, где смерть свою от глаз чужих прятал, стоит ли ещё оно или нет, так и не додумался.
Горыныч, хоть он и трёхглавый и за троих сообразительный, наотрез отказался помочь. Оно и неудивительно: три головы прокормить надо, напоить, спать уложить. Так он и ел, пил, спал, пока вовсе летать не разучился. О своём огнедышащем прошлом уже и не вспоминает. Не то, что врагов спалить не смог бы, а соломинку, и ту поджечь стало не под силу.
Только Леший с Кикиморой всё бродят неприкаянно по лесу — ни дома приличного, ни пристанища обычного. Бомжи, да и только. И попугать некого — медведи и те давным-давно разбежались из леса мрачного заповедного.
Уныние и тоска наполнили места заповедные заброшенные. И продолжалось бы так из века в век, пока один единственный Кощей не остался. Бессмертный всё-таки. Но пришли однажды в места эти люди неведомые. Шумно стало на окраинах нечистивого леса. Обложили со всех сторон вольницу сказочную. Дома построили каменные, стены вокруг бетонные и назвали место своё: земля обетованная.
— Видимо, навсегда пришли. Зря, что ли столько бетона потратили на собственное обустройство — поделилась своими впечатлениями сорока залётная, невесть откуда взявшаяся в полусонной обители нечисти.
— Изведут вас скоро, изведут! — с каким-то непонятным восторгом протрещала белобокая вещунья, удобно устроившись на крыше почти уже на ладан дышащей куриноногой избушки.
— И кто это там ещё? — беззлобно прошипел Горыныч, лениво приоткрыв по глазу на всех трёх головах. — Какие ещё люди? Их здесь отродясь не бывало. Враки всё это!
— Нет, ты послушай, а то сразу враки! Я дело говорю, а не сплетни всякие. Самолично подслушала! — возмутилась сорока. — Чтобы ты, диван старый, успел лапы в лапы и наутёк головы свои спасать…
— Да, я! Ладно уж, рассказывай…
— Так вот, царь тамошний решил из леса вашего чудесного ЦПКиО сделать. Расчистить его, санитарные рубки провести, аттракционы разные поставить, в общем, чтобы веселился народ…
— Ох, они у меня повеселятся! ЦПКиО захотели! Да, а что это всё-таки такое? — поинтересовалась из открывшегося окна избушки Яга.
— Точно не знаю, но вроде бы как Царский парк культурного отдыха.
— А про нас то, чего-нибудь говорили? Нас то, куда теперь — на выселки? — поинтересовался подоспевший к разговору Кощей.
— Да откуда им, пришлым, знать про нас. Мы, чай, в сказке живём —невозмутимо прошамкала беззубым ртом Яга.
— Не твоя правда, бабушка — проскрипела, передразнивая старуху, нежданная вестница — В какой сказке! На дворе 21-й век, цивилизация, прогресс и другое всякое. Люди давно на ракетах летают, а ты всё на своей ступе старой. Впрочем, я отвлеклась.
— Ну, ну, продолжай, послушаем, — промычала одна из змеевых голов.
— И про вас говорили, а как же без вас. Всех устроят, всем дело найдут…
— Да не тяни ты, как Горыныча за хвост, дело говори, а то… — возмущённо забряцал бессмертными костями Кощей.
— Я вот и говорю, что тебе Кощей в штате парка этого, похоже, места не нашлось.
— Как это? Меня Кощея, и куда-то там пошлют?..
— Но ты, же сам сказал — на выселки. Решили поставить тебя вместо пугала на поле пшеничное. Посадят на кол, и будешь костями греметь да воробьёв от царского зерна отпугивать…
— Нет, так не пойдёт! Самому старому и такое неуважение!
— Да, помолчи, ты, от судьбы не уйдёшь! А с царём потом разберёшься, заточишь его в темницу свою на веки вечные, и сам сторожить будешь. Вот и при работе. А нам дай про себя послушать — зло оборвала Бессмертного старуха Яга.
— Тебе, бабушка, место приготовили самое тёплое и не пыльное —продолжила сорока.
— Не уж то, уважили старушку в её-то годы преклонные — радостно воскликнула Яга.
— Избушку твою реконструировать решили и какую-то кунсткамеру в ней открыть. Ну, что-то вроде «Музея нечисти» с банками, склянками с заспиртованными в них головами и прочими частями тела.
— И чьими же?
— А я откуда знаю — нервно дёрнула хвостом сорока. — Может и вашими. А чьими ещё? Я же вроде вам понятным птичьим языком рассказываю!
— Да как же я в банке-то умещусь? — поинтересовалась Яга. — А Горыныч? Смотри, каким он боровом стал!
— Тебя, бабушка Яга, смотрителем назначат. Сиди себе у тёплой печи и пока народ банки рассматривать будет, вяжи носки да варежки Кощею, а то он, бедный, вдруг до смерти замёрзнет на посту своём ссыльном, — будто и, не слышав бабкины причитания, верещала нежданная гостья из города людского. — А насчёт банок, я и сама точно не знаю. Может ещё какую-нибудь другую нечисть отыщут?..
Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
В этом сборнике стихи о любви. И этим всё сказано. Плохо или хорошо, патриотично или скандально, искренне или не очень. Любовь каждый понимает по-своему. Он становится её объектом или инквизитором. Но всё равно в каждом нашем слове и действии присутствует Любовь.
«Поэты все неизлечимо одиноки» — очередной сборник стихов автора, в который вошли избранные произведения с 1975 по 2015 годы. А также стихи для детей и сказки в стихах для взрослых.
В сборнике собраны стихотворения, написанные в 2016 году, а также переработанные автором стихи прошлых лет, ранее не публиковавшиеся. Их жанр весьма разнообразен: любовная, гражданская, философская лирика, юмористические и шуточные стихи, басни и пародии, в которых выражено личное отношение автора к текущим событиям нынешнего високосного года.
В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.
Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.