Красное бикини и черные чулки - [9]

— Ну его-то, положим, никто не назначал, — ударила я по слезливым Жанкиным эмоциям железными фактами. — Вернее, он сам себя назначил. Если б он не наговорил всякой лабуды про ореховые гробы и красные трусики, никто б про него и не вспомнил!

— Вот именно! — Жанка не собиралась сдаваться. — Если б не наговорил! Выходит, это все, на чем они основываются. Пойми — все. Получается, жил себе человек, жил, писал неплохие картины, которые как раз по этой причине плохо продавались, и ни у кого никаких подозрений. Потом ляпнул как-то по пьянке лишнего — и все, маньяк. Диагноз на всю оставшуюся жизнь.

— Все, надоело! — Я решила поставить жирную точку в этой затянувшейся дискуссии. — Устроила здесь какую-то международную амнистию! А работать кто будет? Пушкин? Хочешь, чтобы Краснопольский нас в гардеробщицы разжаловал?

Однако Жанка истолковала мой протест в свою пользу:

— Ну вот, и ты поняла. Ведь поняла!

— Отнеси-ка лучше деньги Пахомихе на венок, — отмахнулась я от нее и разложила на столе тексты, которые теперь «до особого распоряжения» Краснопольского обязана была редактировать. Как только за Жанкой захлопнулась дверь, я с отвращением отодвинула от себя мерзкие бумажки и пригорюнилась, подперев голову кулаком.

Ну, конечно, я не о Порфирии страдала, хотя ради объективности и готова была признать, что в пылкой Жанкиной проповеди имелось рациональное зерно. Малю-усенькое, но рациональное. Уж не знаю, как у вас с этим делом, а моих умственных возможностей еще кое на что хватает. И я вполне отдаю себе отчет в том, что в жизни маньяков на порядок меньше, чем в детективных романах. А то и на два. Ну и что с того? Общество хотело рыночных отношений — общество их получило. Теперь его величество спрос определяет его высочество предложение. Желаете маньяков — да сколько угодно! Самые лучшие и только для вас! Ах, еще желаете — пожалуйста, буквально только что свеженьких подвезли. И так — пока из ушей не полезет.

У меня только один вопрос — я-то здесь при чем?! Почему я должна страдать из-за этих умозрительных маньяков? Мало мне того, что мою передачу с эфира сняли, так я теперь еще обязана вникать в какие-то немыслимые тонкости. Пусть следователь Кошмаров себе голову ломает, а эту самодеятельную сыщицу Жанку я в клочья порву, если она еще раз…

…Жанка влетела в студию запыхавшаяся и, привалившись спиной к двери, выдохнула:

— Ну все, пропали! Сюда твой Говнюк направляется. Убила бы ту сволочь, которая ему пропуск заказала!

Ну вот, так я и знала! Главное, и спрятаться негде. Хоть бери и в окошко выпрыгивай. Жалко, высоковато — третий этаж все-таки — и под окнами, как нарочно, мусорные баки…

Стук-стук… Жанка как ошпаренная, шарахнулась от двери, в которую просунулась маленькая, вытянутая, как у рептилии, лысая голова:

— Можно?

* * *

Ну вот, прошу любить и жаловать. Это давнишний поклонник моего скромного таланта. Я называю его Мелким Пакостником. Или просто Пакостником, для краткости. Жанка — Говнюком. Исключительно по созвучию с фамилией — Багнюк. Багнюк Леонид Ромуальдович.

Пакостник возник в моей жизни лет десять назад, когда я только осваивала азы губернской журналистики. Не успела в городской «вечерке» появиться моя первая заметулечка в тридцать строчек, уже и не вспомню о чем, как он мне позвонил. Меня позвали к телефону, я с замирающим от волнения сердцем приложила трубку к уху и услышала:

— Это Марина Соловьева?

— Да. — Я почему-то сразу испугалась.

— Э… Я по поводу вашей заметки. Вы там написали, что гений и злодейство не совместимы. А у Пушкина: гений и злодейство не совместны. Не совместны. Але, вы меня слушаете?

Я чуть под землю от стыда не провалилась, а Пакостник еще минут двадцать упорно и методично учил меня, как работать «с фактическим материалом».

Потом, выпытав, отчего это я так побледнела, кто-то из многоопытных газетных профи посоветовал мне в другой раз сразу и без долгих разговоров посылать Пакостника подальше, но я почему-то и по сию пору не научилась этого делать. Уж сколько я газет поменяла, не сегодня-завтра меня и с телевидения попрут, а Пакостник по-прежнему сопит мне в затылок. А самое противное в том, что стоит мне только услышать его тихое вкрадчивое бормотание, как священный ужас сковывает все мои члены, и вместо того, чтобы возражать, я все поддакиваю и поддакиваю:

— Конечно, мне очень интересно ваше мнение.

Или:

— Ваша оценка для меня очень важна.

А то и того хуже:

— Обратная связь — основа полноценного функционирования современных СМИ.

А Жанка потом меня пилит:

— Это что еще за половые извращения! Обратная связь какая-то! Это как, валетом, что ли?

Сегодня, как вы понимаете, Пакостник был особенно некстати. Но пока я соображала, как бы потактичнее его отшить, он уже успел прочно обосноваться на стуле и даже возложить на мой стол тощий портфельчик из кожзаменителя, с которым он никогда не расстается.

— Я тут на радио заходил, — сообщил между тем Пакостник, — приглашали меня мнением по одному вопросу поделиться, и дай, думаю, к Марине Владимировне зайду, а то позавчера не успел и словом обмолвиться…

Позавчера? Ах, это он про знаменитую передачу, в которой Порфирий блистал красноречием и за которую нас с Жанкой лишили эфира. Конечно, ведь он же на ней присутствовал, как я могла забыть. Ну держись, Маринка!