Красная звезда и зеленый полумесяц - [19]

Ловко избегая прямых столкновений со своим колониальным соседом и конкурентом, иногда находясь с ним на грани войны, русские государи в конце концов достигают афганской границы. В те дни лорд Виттон, губернатор и британский вице-король Индии, потребовал, чтобы британское правительство обратилось к России с суровым предупреждением. «Великобритания, — предлагает он написать царю, — приложит все усилия и использует все средства, чтобы поднять против России ханства Средней Азии и навсегда уничтожить русское влияние в этом регионе, если хотя бы один русский — будь то военный или гражданский — посмеет пересечь Амударью и проникнуть в Афганистан»[11].

Между двумя империалистическими державами устанавливается опасное состояние вооруженного мира. Оно будет длиться десятилетия, характеризуясь главным образом исключительно активной секретной деятельностью британских агентов, засылаемых в ханства, на Памир и в окраинные области Китая. Соглашение, относящееся к Ирану, Афганистану и Тибету, будет подписано двумя правительствами только в 1907 году и разрешит конфликт, вызванный притязаниями соперничающих сторон. Великобритания и Россия договариваются прежде всего уважать независимость Ирана (в то же время поделив страну на «сферы влияния»). Кроме того, Россия соглашается поддерживать политические отношения с Афганистаном только через посредничество Англии, при этом внутри его границ обе стороны будут придерживаться принципов торгового равноправия. Наконец, Россия и Англия признают суверенные права Китая на Тибет. Это соглашение открывает эру сравнительно доброго согласия между двумя державами. В то же время оно отражает одинаковое с обеих сторон «имперское пренебрежение» судьбами заинтересованных народов — персов ли, афганцев или тибетцев, которыми распорядились, даже не спросив их собственного мнения. Но таков уж был общий стиль торжествующего колониализма, и договор 1907 года не составлял из этого исключения.

Должен был грянуть Октябрь 1917 года, чтобы был услышан другой голос — голос революционных рабочих Петрограда, солидарных с угнетенными и порабощенными народами.

Императоры, эмиры, колонисты и «туземцы»

На каком бы языке они ни говорили, защитники идеи колониализма ведут, по сути дела, одни и те же речи. Захваченные земли принадлежат им «по праву», и никто другой не может законно выражать на них свою волю. Так было в Алжире со времен Бюжо[12] и много позже, вплоть до последнего из его преемников, который еще за несколько месяцев до завоевания этой страной независимости утверждал, что «Франция находится там у себя дома». Подобные решительные утверждения можно было услышать также из уст какого-нибудь администратора бывшей английской Нигерии или какого-либо губернатора бывшего бельгийского Конго. Ничего иного нельзя было услышать и от генералов, которые представляли в Туркестане царское самодержавие. Один из министров Николая I — Уваров, еще до того, как Российская империя поглотила Среднюю Азию, откровенно определил царскую политику в отношении «инородцев». По его словам, русская нация была единственной суверенной и господствующей нацией, и лишь она одна могла иметь голос в государстве. В действительности же «русская нация», подавленная безжалостной тиранической системой, и сама была далеко не суверенной. Но разве не «от имени суверенного народа», с мнением которого мало кто считался, проводилась во вчерашних «французских» Африке и Азии политика угнетения и эксплуатации?

На всех территориях, завоеванных Россией, официальной государственной религией стало православное христианство. Все другие верования лишь терпелись. Царское самодержавие оставалось верным политике ассимиляции и насильственного обращения в господствующую веру, введенных в практику в XVIII веке в отношении волжских татар. «Мусульманский прозелитизм, — пишет профессор Сорбоннского университета Роже Порталь, — был запрещен под страхом смерти; что же касается новообращенных в православие, то они освобождались от военной службы, на три года от налогов, а оттуда, где находилась группа новообращенных, мусульмане высылались на восток к Уралу, чтобы «не потревожить» христианскую веру неофитов»[13].

Между 1738 и 1755 годами казанский архиепископ распорядился просто-напросто снести большую часть мечетей Казанского губернаторства. Это положение будет ощутимо смягчено Екатериной II (правила в 1762–1796 гг.). Действительно, в XIX столетии дело обстоит совсем по-другому — прежде всего потому, что попытка охристианивания закончилась провалом — но, если смотреть глубже, нетерпимость и презрительное отношение к другим религиям, особенно к исламу, остаются тогда точно такими же.

Та же дискриминация проводилась и в отношении языков империи: русский являлся единственным официальным языком. И здесь поражает сходство в политике разных колониальных держав. В Алжире победители тоже попытались — без особого успеха — силой и убеждением обратить мусульманское население в христианство, а арабский язык вплоть до последних лет французского присутствия считался языком иностранным. В Средней Азии, как это было в Африке или в других местах, военные или колониальные чиновники кроили и кромсали страны и провинции, не обращая внимания на исторические и географические особенности, ни тем более на интересы местного населения.