Красная змея - [47]

— Ваши враги заявляют, что вы не монахи и не воины. Еще точнее — что вы наполовину монахи и наполовину воины, что противоречит естественному устройству общества. Человеку приличествует быть либо oratore,^[5] либо bellatore,^[6] либо laboratore.^[7] Люди молятся, воюют или трудятся, но нельзя же оставаться всем понемногу.

— Мы стремимся служить Господу и христианскому миру!

Брат Бернар не обратил внимания на этот выкрик.

— Нам нужна свобода передвижений, если мы желаем достичь наших целей.

— Я не понимаю, что происходит! — воскликнул де Монбар. — По какой же причине у нас возникли эти враги, если единственное, что мы совершили, так это прожили какое-то время в удалении от мира, за стенами иерусалимского храма?

— Причина в том, что вы ни на кого не похожи, возлюбленный мой дядюшка! Вы кажетесь необычными всем, кому неведомы истинные цели вашего существования. Только вообразите, что случилось бы, если бы враги узнали настоящую причину вашего пребывания в развалинах храма в течение столь долгого срока.

Брат Бернар уже приобрел известность под именем монаха из Клерво. Так называлась тихая долина в Лангре, где по велению Стефана Гардинга, настоятеля своего ордена, он основал монастырь. Благодаря яркой личности своего основателя обитель за несколько лет превратилась в главнейший монастырь цистерцианцев. Это было место просветления и уединения, затерянное в обширном лесном массиве, но именно ясный свет, которым озарялась обитель, дал монахам повод назвать ее Клерво, то есть Долина света.

Бернар говорил о любви к природе, к цветам, к деревьям, к животным и к малым явлениям жизни, превозносил ценности, до сей поры не привлекавшие к себе людского внимания, и делал это с такой мощью и страстью, что его красноречие почиталось необыкновенным. Когда Бернар Клервоский приходил в какой-нибудь город, его обитатели толпами стекались послушать проповеди. Жар и сила его слова утешали людей в их повседневных заботах.

Популярность монаха являлась главным оружием, которым обладал его орден. Самого же Бернара она превратила в одного из самых влиятельных персонажей своей эпохи. Родилась даже легенда о том, что во многих почтенных семействах матери прятали детей, чтобы те не слушали жгучих проповедей Бернара и не принимали монашеский сан.

— Каким же образом сообщество рыцарей достигает статуса ордена? — спросил Теобальд, новый граф Шампанский, четвертый из тех людей, которых созвал сюда монах.

— Если все присутствующие согласны, то давайте устроим дело наилучшим образом. Рассудив, что в этом может возникнуть необходимость, я принял решение отправить в Рим гонцов с письмом, содержащим просьбу о том, чтобы Папа Гонорий выдал нам буллу. Тогда уже всем придется признать существование ордена бедных Христовых рыцарей.

— Мы хотим быть тамплиерами! — выкрикнул Андре.

— Отлично, вы будете орденом бедных Христовых рыцарей при храме Соломона. Мы получим в свое распоряжение папскую буллу и созовем синод, провинциальный совет, на котором ее и огласим.

— Нам нужен устав, в котором будут определены правила нашей жизни, — вставил Гуго де Пайен.

На губах брата Бернара мелькнула легкая улыбка.

— Я предугадал эту потребность и позволил себе подготовить черновик тех правил, которые войдут в силу, если на то будет ваша добрая воля.

— Где и когда может состояться совет? — спросил Теобальд.

Брат Бернар, который так и не присел, изобразил на своем лице задумчивость, хотя на самом деле уже успел поразмыслить и о месте, и о времени. Он знал, что графу его предложение придется по душе.

— Почему бы не в Труа, в столице ваших владений?

Теобальд Шампанский с радостью согласился. Ему явно понравилось, что столица его графства превратится в центр этих событий.

— Когда?

— Чем раньше, тем лучше, — ответил клирик.

Он знал, что Теобальд воспринимал свою роль в этом деле как тяжкий груз, полученный по наследству. Ведь его дядя решил отказаться от своих прав и владений и удалиться в Святую землю. Граф Гуго узнал, что его супруга, графиня Елизавета, зачала сына, которого он никак не мог посчитать своим.

Новому графу ничего было не известно о том, чем его дядюшка занимался в Иерусалиме. Брат Бернар предпочитал, чтобы так оно и продолжалось. Если граф Теобальд и получил приглашение явиться в монастырь, то лишь потому, что его присутствие было необходимо для принятия решения о созыве совета в Труа.

— Мне хотелось бы знать более точную дату.

— Я полагаю, за четыре месяца все можно подготовить.

— Будем считать это окончательным сроком?

— Да, согласен, но только начиная с момента, когда мы получим разрешение Папы.

— Сколько времени это может занять?

— Я ожидаю ответа его святейшества не ранее чем через две недели. Гонцы отправились в Рим почти три месяца назад. Основную проблему на пути составляют лихие разбойники, но охрана у нас хорошая.

— Тогда я начинаю подготовку к совету, который состоится через четыре месяца.

Граф поднялся с места.

Теобальд откровенно скучал на подобных сборищах. Он не желал проводить время среди монашеских ряс. Еще меньше ему хотелось оставаться в компании этих безумцев, которые почти девять лет копались в иерусалимских развалинах как грубые мужланы. Граф никогда не мог уразуметь, почему его дядя все последние годы так интересовался этими делами, отдавал тамплиерам много средств и не меньше личного внимания.