Красная волчица - [63]

— Дурень, — похлопал его Василий по шее. — Кайнача с Бироктой пришли.

В ограде было десятка полтора оленей. Все как на подбор: сильные, крепкие, для гонок приведенные. Перед каждым лежала кучка ягеля. Олени с наслаждением жевали его. Василий привязал Орленка, накинул ему на спину старый коврик, чтобы не остыл, и вошел в избу. Там уже сидели Кайнача, Бирокта и Ятока. Ятока была в желтом шерстяном сарафане, в расшитых бисером сапожках из белого оленьего камуса.

Василий остановился перед Кайначей.

— Вторую ногу не пропил? — дружески улыбнулся он.

— Пошто долго помнишь? Ой, какой злой парень, — огорчился Кайнача.

Все засмеялись.

— Запомнишь небось, голова-то у меня не чугунная.

Василий посмотрел в глаза Ятоке: сколько в них радости.

— Я теперь буду у вас останавливаться? — робко спросила Ятока.

— Конечно, места на всех хватит.

Василий взял ее за руку и повел в горницу. Здесь он достал из сундука коробочку, открыл ее, и Ятока увидела янтарные бусы. Их было три нити. На одной, покороче, они были величиной с горошину, на второй покрупнее, на третьей — еще крупнее. Ятока боялась оторвать взгляд, ей казалось, что Василий в свою ладонь собрал смолистые капли, они еще не успели застыть, а потому просвечиваются, отливая желтизной. В них точно отразился золотистый отсвет сосен и неяркий свет осенних березовых рощ.

Василий надел на шею Ятоке бусы. Это по его заказу Дмитрий привез их из города. Ятока боялась пошевелиться.

— Мне? — наконец спросила она.

— Тебе.

Ятока осторожно, одним пальцем дотронулась до бус, потом прижала их своей маленькой рукой и закружилась.

— Ой, какой ты хороший, Вася.

— Да ты покажись людям.

Ятока кинулась ему на шею, чмокнула в щеку и выпорхнула в прихожую. Следом за ней вышел и Василий.

— Ой, балуешь девку, — покачала головой Бирокта.

— Пусть покрасуется, — ставя на стол тарелки, рассудила Мария Семеновна. — Выйдет замуж, начнет ребятишек рожать, не до нарядов будет.

Охотники поели, взяли мешки с пушниной и пошли в Гос-торг. Там собрались почти все промысловики. Радовался Дмитрий: с богатыми трофеями пришли охотники из тайги. А тут кстати подошел обоз из города: привезли товары, продукты, ружья, порох и дробь.

— Кто следующий? Женя? — спросил Дмитрий. — Да подходи смелей.

Женя из мешка на прилавок вытряхнула связки беличьих шкурок и соболя.

— Да вы, мужики, поглядите, — посмеивался Степан. — Придется кое-кому поучиться у наших девчат.

— Ты тоже наговоришь, Степан Сергеевич, — смущалась Женя.

— А как белка обработана, — подхваливал Женю Степан. — Высший сорт. Эх, черт, рано я женился. Это же не невеста, а клад.

Мужики добродушно посмеивались.

Василий увидел Сему, окруженного парнями, подошел к нему.

— Как-то раз пошел я по чернотропу соха′тить, — рассказывал Сема. — Иду наволоком. Слышу, впереди хохот раздается. У меня мурашки по коже и ноги в коленках слабеть начинают. Некому быть здесь, кроме лешего. Хотел стрекача задать, но потом любопытство взяло: лешего живого еще не видывал.

— Какой отчаянный, бойё, — вставил Кайнача.

— Не мешай, Кайнача, — зашикали парни.

Иду помаленьку, — продолжал Сема. — Хохот все ближе. Голос грубый, а сила такая, ветки от него шевелятся. У меня волосы помаленьку кепку поднимают. Смотрю, впереди озеро. Выхожу на закраек леса. Сидит он на берегу. Здоровенный, косматый. Зайца за уши держит. Окунет зайца в воду, тот лапами машет, фыркает, а ему забавно. Запрокинет голову и гогочет на весь лес.

— Сам водяной? — спросил Кайнача.

— Погоди ты, — зашумели на него.

— Долго так забавлялся. Потом отпустил зайца и говорит: «В другой раз будешь знать, как над стариком насмехаться». Заяц отскочил, хлопнул ушами и кричит: «Косматый дурак!» А сам тягу. Проскочил мимо меня, ног под собой не чует.

Взревел от обиды косматый, и вслед за зайцем. Увидел меня с ружьем, встал на задние лапы и говорит:

— Что ты, зайчик, я пошутил. Убери ружье.

— Ладно, — говорю. А сам наутек, не помню, как домой прибежал.

— Однако это кто был-то? — серьезно спросил Кайнача,

— Кто? Медведь.

Кайнача некоторое время ошалело смотрел на Сему,

— Однако врешь маленько, — под общий хохот заключил Кайнача.

В магазин вошел старик Согдямо, с ним Нака и Камикан.

Старик положил на прилавок несколько связок беличьих и заячьих шкурок, два соболя.

— Все, — проговорил Согдямо, — Втроем промышляли, Осенью продукты брал. Хватит ли рассчитаться?

— Сейчас подсчитаем, — ответил Дмитрий.

В магазине наступила тишина. Все следили, как Дмитрий раскладывал пушнину по сортам. Бывало, Трофим Двухгривенный соберет с прилавка пушнину и как обухом по голове: «Итого, долгу осталось за тобой десять рублей и два гривенника». На что жить до следующей осени, чем питаться?

Дмитрий защелкал на счетах, взглянул на старика и улыбнулся:

— Дедушка, сколько осенью взял провианта, теперь можешь еще два раза по столько получить.

Охотники оживились. Согдямо поднял голову.

— Сколько долгу? — спросил он.

— Нету долгу, — ответил Дмитрий. — Тебе еще причитается. Можешь купить, что хочешь.

— Совсем ничего не понимаю. Сколько еще соболей добывать надо?

Охотники зашумели. Согдямо с недоверием смотрел на них. Первый раз в жизни он не был должен. Можно ли в это поверить?