Красная улица - [29]
За столом сидел пучеглазый унтер. Увидев парнишку, еще больше вытаращил глаза и махнул рукой. Три полицая, которые привели Спиридона, набросились на него с кулаками.
— За что? За что? — крикнул Спиридон, стараясь закрыть лицо руками.
— Чтобы у тебя быстрей язык развязался. Понял? — Спиридона подняли, посадили на табуретку. Унтер что-то крикнул полицаю. Тот злобно посмотрел на Спиридона:
— Ты кто такой? Лазутчик партизанский?
Мальчик вытер рукавом фуфайки кровь, шедшую из носа, жалобно скривился:
— Дяденька, вы что говорите? Я сирота, по наймам скитаюсь. Зачем мне партизаны, если я голоден?.. А вы еще избили… Лучше бы накормили…
Полицай перевел унтеру. На толстых синеватых губах немца появилось подобие улыбки. Он снова что-то сказал.
— Ты есть партизан! — перевел полицай. — И врун. Ну-ка, быстрее признавайся, от кого и к кому шел!
— Господин, — невинно посмотрел Спиридон на унтеpa, — разве можно врать после такой трепки? Да вы из меня не только ложь выбили, но и душу.
— А чего ночью шляешься? — передал слова немца полицай.
Спиридон шмыгнул разбитым носом:
— Теперь когда бы ни ходил, вы все равно пристанете, партизаном будете обзывать… А какой из меня партизан, господа-дяденьки? Я совсем еще мальчишка…
И впервые подумал: «К счастью, роста маленького. Никто четырнадцати не дает…»
В глазах немца мелькнуло сомнение. Он еще раз оглядел мальчика. Латаная-перелатаная фуфайка, полотняные грязные брюки, на ногах, обмотанных тряпьем, чуни. Лицо худое, бледное… Немец поднялся, подошел к Спиридону, понюхал фуфайку. «Нюхай, нюхай, — подумал Спиридон, — я свою курьерскую амуницию, как только прихожу к партизанам, сразу снимаю. Поэтому дымом от костров она не пахнет…»
Скрипнула дверь, Спиридон оглянулся. Вошли Матвей и Клим, которые охраняли переезд.
— Господин-дяденька, — обратился Спиридон к немцу, — вы вот у них спросите, кто я. Если им на похмелье, то я…
— Да-да, — перебил Спиридона Клим, — мы его знаем, по наймам скитается…
Немец крепко взял Спиридона за ворот, молча проводил к двери. И носком сапога толкнул мальчишку в темноту. Спиридон перелетел через насыпь и по плечи застрял в снегу.
Выбравшись из снега, он заторопился туда, где оставил партизан. Их там не было. След повернул влево. Видно, понял Орлов, что со Спиридоном что-то стряслось, и решил сам перебраться где-нибудь через насыпь. Но ведь он совсем не знает дороги! Нужно немедленно догнать его!
Ноги путались, левая нога, поврежденная в колене, подгибалась, сильно стучало сердце…
Орлов все же перебрался через насыпь. Потом прямиком пробился в лес. А там развилка дорог… По какой он поехал? Спиридон постоял немного и тронулся по средней дороге. Всю ночь проплутал Спиридон по лесу, прикусив от боли губу. «Только не упасть, только не упасть», — умолял сам себя…
Нашел он партизан уже под утро. Они заплутались в лесу, далеко забравшись в заросли.
— Ну, пацан, — Орлов обнял Спиридона, — ты просто молодец. Больше, чем молодец, — герой! Как только мне опять дадут самолет, я тебя радистом возьму!
— Спасибо… — едва шевельнул губами Спиридон. — Помогите влезть на телегу. Притомился малость.
«ТЫ НЕ ЗАБУДЕШЬ МЕНЯ, АЛЕНКА?»
Павел Осипович Каспрук — он теперь уже начальник разведки в отряде Конищука — радостно обнял Спиридона за плечи:
— Быстро ты обернулся! Мы ждали тебя не раньше как завтра, а ты будто на крыльях. И каких орлов привел! — Он огляделся и ласково посмотрел на вчерашних пленных, узников луцкого концлагеря, устало идущих по узкой лесной тропе.
Завтра они станут партизанами.
— Я их прямиком привел, — небрежно сообщил Спиридон.
Павел Осипович насторожился.
— Ну-ка, давай пропустим их…
Как только последний освобожденный узник обошел их, Павел Осипович спросил, заглядывая Спиридону в глаза:
— Что случилось? Чем недоволен?
Спиридон махнул рукой:
— Да ничего. Может, мне показалось…
— Что показалось? Ну-ка, сейчас же говори. — В голосе Павла Осиповича настойчивость.
— Так вот, — неохотно начал он, — пришел я к Даниле Доле, а у него сидит незнакомый человек. Он мне не понравился.
— Чем?
— Да всем… Во-первых, они пили водку.
— Ну, это еще не беда…
— Потом Доля мне рассказал, что этот человек сбежал из концлагеря и хочет в партизаны. Он принес Доле водку. А откуда у пленного водка? И слышали вы такое, чтобы ставили магарыч, только бы в лес проводили?..
— Гм, гм. Верно подметил… Ну, ну, дальше…
— Уж очень много с Долей болтали. Доля о Чичолике вспомнил, а меня Стариком назвал. И этого человека своим другом величал…
Каспрук все больше и больше хмурился.
— А он, как только увидел меня, стал хвалить партизан, какие они храбрые… Хлопал меня по плечу, громко смеялся… Зуб у него вставной… Когда смеется, лицо таким неприятным делается… а глаза не смеются, колючие.
— Так-так-так, — повторял Каспрук. — Мне тоже не нравится «друг» Доли, как ты его описал… В лагере доложим Конищуку…
Конищука они нашли возле «адской кухни», где из снарядов и бомб выплавляли тол, которым потом начиняли мины для диверсий.
Конищук, подозванный Каспруком, неохотно подошел к ним.
— Ну и что ж, — почесал у себя за ухом, — говоришь, не понравился Спиридону?.. Калина-малина, а может, он просто такой есть: разговорчив, любит рюмку выпить. Есть же такие. Люди разные бывают.
