Красная планета. Звездный зверь - [12]

– Что думаешь, Фрэнк? – спросил Джим, заглянув туда.

– Ох, не знаю.

Мальчикам и раньше приходилось бывать в городах Харакс и Копайс, но они посещали только заброшенные и наземные кварталы. Впрочем, долго раздумывать им не пришлось: их проводник быстрым шагом начал спускаться.

Джим побежал за ним с криком:

– Эй, Виллис!

Марсианин остановился и обменялся с Виллисом парой слов. Попрыгунчик крикнул в ответ:

– Джим, подожди.

– Скажи, чтобы он тебя отпустил.

– Виллис хорошо. Джим, подожди.

Марсианин снова рванул вперед так, что Джиму было за ним не угнаться. Расстроившись, он вернулся к началу пандуса и уселся на выступ.

– Что теперь будешь делать? – спросил Фрэнк.

– Ждать, что же еще. А ты?

– Я как ты. Но я не собираюсь опаздывать на скутер.

– Да я тоже не собираюсь. Все равно после заката мы не сможем тут оставаться.

– Это точно.

Стремительное понижение температуры на заходе – это единственное погодное явление на Марсе, и для землянина оно означает смерть, если он недостаточно тепло одет и не находится все время в движении.

Мальчики сидели, ждали и смотрели на шмыгающих мимо них жуков-вертунов. Один задержался у колена Джима – трехногая козявка не больше дюйма ростом. Похоже было, что он изучает новый объект. Джим тронул его пальцем, жучок растопырил ножки и вихрем умчался прочь. Быть настороже не было необходимости: водоискалки не подходят близко к марсианским поселениям. Оставалось только ждать.

Примерно через полчаса вернулся их марсианин – по крайней мере, марсианин такого же роста. Виллиса с ним не было, и у Джима вытянулось лицо. Марсианин пригласил их следовать за ним, поставив в начале фразы символ вопроса.

– Ну как, идем? – спросил Фрэнк.

– Идем. Скажи ему.

Фрэнк перевел, и все трое стали спускаться. Марсианин положил свои большие ладони мальчикам на плечи и так вел их, потом остановился и взял их на руки. На этот раз они не возражали.

В туннеле было светло как днем, хотя они и спустились на несколько сот ярдов под землю. Дневной свет шел отовсюду, но главным образом с потолка. Туннель по человеческим меркам был высоким, по марсианским – в самый раз. Им встречались другие туземцы. Тех, кто шевелился, их знакомый приветствовал, а застывших в характерной позе транса обходил молча.

В одном месте их проводник перешагнул через шар футов трех в диаметре. Джим сначала не понял, что это такое, потом сообразил и был поражен. Вывернув шею, он оглянулся. Такого не могло быть – и все же это было!

Перед ним было то, что нечасто доводится видеть человеку и что ни один человек не стремится увидеть. Это был марсианин, свернувшийся в шар. Ладони закрывали все, кроме круглой спины. Марсиане, современные, цивилизованные марсиане не впадают в зимнюю спячку, но их предкам в какую-то отдаленную эпоху это, должно быть, было свойственно: любой марсианин устроен так, что способен принять вот такую сферическую форму, сохраняющую тепло и влажность тела. Если пожелает.

Но такое желание приходит нечасто.

Для марсианина такая поза означает то же, что для землянина вызов на дуэль. Он прибегает к ней только тогда, когда оскорблен до глубины души. Поза гласит: я отрекаюсь от вас, я ухожу из вашего мира, я отрицаю ваше существование.

Первые земляне, прибывшие на Марс, не понимали этого и по незнанию местных обычаев часто оскорбляли чувства марсиан. Это на много лет задержало колонизацию Марса человеком. Самые искусные дипломаты и семантики Земли с трудом смогли исправить вред, нанесенный по недомыслию. Джим смотрел, не веря своим глазам, на удалившегося от мира марсианина и думал: что же могло заставить его поступить так по отношению ко всему городу? Джиму вспомнилась одна страшная история, которую рассказывал доктор Макрей о второй экспедиции на Марс.

– …И тут этот дурак набитый, – говорил доктор, – он был лейтенантом медицинской службы, как ни стыдно в этом сознаться, этот идиот хватает беднягу за руки и пытается развернуть его. Вот тогда это и случилось.

– Что случилось? – спросил Джим.

– Он исчез.

– Марсианин?

– Нет, офицер.

– Как это исчез?

– Ты меня не спрашивай, меня там не было. Свидетели, их было четверо, показали под присягой, что он там был, а потом его не стало. Будто наткнулся на буджума.[18]

– Что за «буджум»?

– Нынешних деток что, совсем ничему не учат? Про буджума почитаешь в книге, я найду для тебя экземпляр.

– Но каким образом он исчез?

– Не спрашивай. Назови это массовым гипнозом, если тебе от этого легче. Мне, например, легче, но ненамного. Все, что я могу сказать, – это что семь восьмых айсберга всегда скрыты от нас.

Джим никогда не видел айсберг, и ассоциация ничего ему не говорила. И ему отнюдь не стало легче, когда он увидел свернувшегося марсианина.

– Ты видел? – спросил Фрэнк.

– Лучше б я этого не видел, – ответил Джим. – Интересно, с чего это он?

– Может, он баллотировался в мэры и не прошел.

– Тут не над чем смеяться. Может, он… ш-ш!

Они приближались к другому марсианину, неподвижному, и вежливость обязывала хранить молчание.

Марсианин, который их нес, неожиданно повернул налево и вошел в зал. Здесь он опустил мальчиков на пол. Зал показался им огромным, но марсиане, должно быть, считали его как раз подходящим для небольшой вечеринки. Множество конструкций, которыми марсиане пользуются вместо стульев, были составлены в круг. Зал тоже был круглым, с куполом вверху. Казалось, что стоишь под открытым небом: на куполе был изображен марсианский небосвод, голубой на горизонте, выше переходящий в глубокую синеву, потом в пурпур, а в высшей точке купола пурпурно-черный с проглядывающими звездами. Миниатюрное солнце, совсем как настоящее, висело к западу от небесного меридиана. Благодаря какому-то хитрому трюку горизонт казался отдаленным. На северной стене был виден канал Оэроэ.