Красная перчатка - [70]

Однажды поразила Вышеню казнь фальшивомонетчика. Его подвесили над котлом с кипящим маслом и медленно опускали — так, чтобы тело сварилось постепенно, в течение долгих часов. К ногам осужденного был привязан груз, чтобы тот не мог выдернуть ноги из горячего масла. Ужасные вопли несчастного долго преследовали Вышеню по ночам; до таких жестокостей, как «цивилизованные» любекцы, жители Великого Новгорода еще не дошли…

Вышеня недолго обретался на постоялом дворе. Вскоре его любекский покровитель, Гартвиг Витте, подыскал ему жилище, подобающее истинному дворянину, не нуждающемуся в средствах. Это был каменный дом бюргера — трехэтажное кирпичное здание с высоко приподнятой черепичной кровлей. Глава семейства умер, и теперь всеми делами заправляла хозяйка, госпожа Гунильда Мюнихс. Видимо, дела у нее шли не так хорошо, как хотелось бы, и пришлось пустить постояльца. Впрочем, госпожа Мюнихс, видимо, ожидавшая в качестве жильца какого-нибудь противного типа, приятно оживилась, увидев молодого и весьма симпатичного дворянина.

Спустя два месяца после того, как Вышеня прибыл в Любек, он заскучал. Его деятельной, энергичной натуре была противна созерцательная мирная жизнь. Вышеня уже обшарил весь Любек вдоль и поперек и знал его не хуже местных жителей. Интересные события проходили мимо него, мелькая, как в калейдоскопе, а он должен был сидеть тихо, словно мышь в подполе, как поучал его Гартвиг Витте, и носа никуда не казать. Мало того, начались холода, и все нормальные люди проводили свободное время в харчевнях и портовых тавернах. Но туда Вышене путь был заказан — чересчур осторожный герр Витте предостерегал, что в таких заведениях он может встретить своих земляков, и купцы из Газейского двора Великого Новгорода узнают, где он прячется.

Нечаянная встреча с вагантом, молодым человеком двадцати пяти лет, мигом перевернула все представления Вышени о человеческой природе и выветрила из его головы многие глупости.

Все случилось в один из редких погожих осенних дней, когда небо наконец прояснилось и перестал идти надоедливый дождь, превративший узкие улочки Любека в болото. Вышеня от нечего делать глазел на недавно построенную Мариенкирхе — церковь Девы Марии. Его интересовало не столько само строение, сколько целые спектакли, которые разыгрывала у входа в церковь шайка нищих. Для большей доходности они привлекали в свои ряды школяров, переодевая их в лохмотья. Разве могли отказать в щедром подаянии богобоязненные бюргерши несчастным малюткам?

Правда, во всем этом представлении для ряженых был один малоприятный нюанс — школярам разрешалось просить милостыню, только если они добросовестно посещали школу и считались послушными учениками. Тех, кто вел себя иначе, школьные учителя имели право наказать за нищенство, причем магистрат мог оказать им в содействии — в виде доброго пучка розг, выданных бесплатно для порки нерадивых хитрецов.

— Печально видеть, как богатые швыряют деньгами, и сознавать, что ты не можешь им в этом помочь, — вдруг раздался голос неподалеку.

Вышеня повернул голову и увидел примечательную личность, в которой весьма просто было распознать ваганта — востроносого, черного, как галка, в изрядно прохудившейся одежонке и башмаках, подвязанных веревочками, чтобы не расползлись окончательно. К широкому кожаному поясу вагант прицепил на ремешках большой кошель, похожий на вымя выдоенной козы, а за плечами его висела видавшие виды лютня.

— Не тот беден, кто мало имеет, а тот, кто хочет многого, — невольно улыбнувшись, парировал Вышеня, решив блеснуть перед вагантом своей «ученостью». Это изречение какого-то древнего мыслителя он хорошо запомнил, потому что его много раз повторял мсье Адемар.

— О-о, рыцарь — и разумеет грамоту? — не без иронии сказал вагант. — Это что-то новое. Мир меняется на глазах. Если уж дворяне начали читать Сенеку, — да и вообще научились разбирать те закорючки, что вырисовывает на пергаменте каллиграф, — то в обществе грядут большие перемены.

— Не знаю, как насчет перемен, а вот то, что ты в данный момент без гроша в кошельке и голоден, в этом у меня нет никаких сомнений, — ехидно ответил Вышеня.

— И каков вывод из этого постулата?

Новоиспеченный рыцарь не знал, что такое «постулат», но догадался, а потому ответил, не задумываясь:

— Он лежит на виду. Тебе со своей лютней нужно присоединиться к вон тем нищим, и тогда у них дела пойдут гораздо лучше, а ты заработаешь себе на ужин и на кров.

— А других вариантов получить ужин у меня не существует? — Вагант хитро прищурился, похоже, ему нравился разговор с молоденьким дворянчиком, пытавшимся изобразить из себя шибко грамотного.

Такие молодые задиристые петушки уже встречались ему, и он читал их, как раскрытую книгу, тем не менее что-то в молодом рыцаре ваганта настораживало. Не было в нем той хрустальной прозрачности, которой отличались примитивные, на взгляд ученого студиоза, натуры почитателей Марса — древнеримского бога войны. А еще он обратил внимание на глаза рыцаря; хотя тот и говорил шутливым тоном, но они оставались холодными и настороженными. С чего бы? Рыцари, что ни говори, по своей природе храбрый и даже наглый народ, а этот как будто чего-то опасается.