Красная лисица - [33]

Таким образом, к трону поднесли чашу с водой и из нее умыли руки. Чарлзворта вернули к анализу новой, недавно появившейся властной структуры в ЦК компартии Италии. Старик прав, конечно, он всегда прав. Выплата денежного выкупа может быть расценена как помощь и содействие уголовным преступникам, это слишком тонкий лед для дипломатического вмешательства. Но под Джеффри Харрисоном лед был толстым и холодным, а в его спасательном жилете не было ни шерстинки. Бедняга... Джеффри Харрисон мог вычеркнуть имя Майкла Чарлзворта из списка своих ангелов-спасителей.

Он резко повернул руль налево, чуть склонив голову, пересек две полосы, игнорируя сигналы сирен. В этой стране надо действовать по их правилам. «Местные традиции, — подумал он. — Ключевая фраза дня».

* * *

В течение всего дня и вечером, когда уже наступили сумерки, Франческо Веллоси боролся с искушением. Наконец, в то время, когда он обычно отправлялся домой, он попросил свою секретаршу предупредить Квестуру, что выезжает к ним и будет присутствовать на допросе Франки Тантардини. Это было не обязательно для человека с его положением, ничего полезного ему там извлечь не удастся. И не ожидалось ничего такого, что требовало бы его личного присутствия. Все, что надо, он мог получить позже, из протокола допроса. Но Веллоси помнил, какое восхищение, даже почтение вызвала Франка у помощника министра, когда проходила перед толпой репортеров, как она сумела показать себя перед ними. Этот эпизод преследовал его весь день. Большинство из тех, кто прибывал сюда в ее положении, сразу теряли свою смелость, и все революционные идеи улетучивались из их головы. Это в равной степени относилось и к красным, и к коричневым, к этим маньякам — ультралевым и ультраправым. Но эта девушка была особенной. Горда, даже высокомерна! Как опытный полицейский, изучавший свое тяжелое ремесло в таких суровых школах, как Милан и Реджио, он посчитал своим профессиональным долгом присутствовать на се допросе. Веллоси был уважаем коллегами за свою компетентность и точность в принятии решений. Только вид этой женщины у здания Квестуры вывел его из состояния равновесия. Два года они разыскивали ее, информация собиралась по крупицам, они вели наблюдение за зданиями, где рассчитывали ее захватить, но всегда их ожидало разочарование. Два года вилась эта ниточка, а теперь, когда они ее взяли, чувства удовлетворения, что она наконец в их руках, не было.

За ним ехал целый эскорт машин, положенный ему по рангу, для обеспечения безопасности. Веллоси обдумывал ситуацию, приводя в порядок мысли. Что заставило эту женщину, Тантардини, пойти против всех, против того, что другие принимали? Где разорвалась связь, когда случилась эта перемена в ней? В тюрьмах их сидело больше пятисот, — и красных, и коричневых. Большинство, конечно, были мелкой рыбешкой, так, идиоты, отбросы общества, которые в жестокости видели единственный шанс для себя быть замеченными обществом.

Но эта женщина была другой. Слишком умна, слишком воспитана, слишком норовиста, чтобы бытье этим стадом. Из хорошей семьи в Бергамо. Закончила монастырскую школу. Почему–то бросила все открывавшиеся перед ней возможности и родительские деньги. Да, это настоящий, серьезный противник. Она привлекла внимание Веллоси, заставив его забыть обо всем остальном. Эта женщина могла заставить мужчину преклоняться, падать на колени и страдать. «Она могла бы стереть меня в порошок, она одна, — думал он. — Могла бы иссушить рассудок, зажав между своих ног». В то же время ей мало что можно было предъявить, запугать, а тем более сломать ее было нечем.

— Мауро, я уже говорил это сегодня и хочу повторить снова. Надо было застрелить эту суку там, на улице. — Он спокойно говорил это своему шоферу, уверенный в нем, доверяя ему все свои мысли. — Когда мы взяли Ренато Курчио, то после этого было убито и покалечено в отместку больше, чем когда он был на свободе. Эти ублюдки теперь будут прикрываться ее именем. Они только сильнее сплотятся, когда мы упрячем за решетку Франку Тантардини. Мы можем посадить ее хоть в мессинскую тюрьму, даже выбросить ключ от камеры, это ничего не изменит. Если мы отрежем ее от других заключенных, это будет названо негуманным обращением, психическим воздействием. Если посадим ее к остальным, для нее это будет слишком легким наказанием. Эти радикалы будут вопить перед камерами все время, пока она будет сидеть в тюрьме. У нас была возможность сделать правильный ход, но мы ей не воспользовались. А, Мауро?

Ответа шофера не требовалось. Он лишь согласно кивнул. Все ею внимание было сосредоточено на дороге. Он должен быть очень осторожным, чтобы и не слишком отрываться, и не приближаться к эскорту, ехавшему сзади.

— Они призывают к демонстрации, — продолжал свой монолог Веллоси. — Студентов, безработных, всех этих ублюдков, которые называются пролетарскими демократами, даже детей из студенческой Автономии. В общем, всякий сброд. Квестура запретила демонстрацию, ни шествие, ни митинг не разрешены, но эти крысы попрячутся в темноте, попробуй найди их. Убийство Энрико Паникуччи — их главный объединяющий лозунг. Они поломают там руки-ноги, побьют витрины магазинов, сожгут несколько машин и будут кричать о насилии государства по отношению к ним. А еще будут раздаваться возгласы в защиту Франки Тантардини, хотя те, кто будет это кричать, даже имени ее не слышали до сегодняшнего утра... Мауро, мне больно за Италию.