Красная королева - [48]

– Ваше величество, – ответил он, – язык придворных полон поверхностной любезности, а каждая дама требует, чтобы льстили ее женскому самолюбию. Но кто же может признать королеву Елизавету красивой, если видел вас? Ведь это значило бы предпочитать осенние туманы цветущей, сияющей весне! У королевы Елизаветы нет сердца, это ледяная царица, вы же – цветущий май!

– Граф Лейстер, вы способны были бы вскружить мне голову, – улыбаясь, ответила Мария, хотя незаметная тень недовольства легла на ее черты, – если бы я только что не узнала от вас, как вы считаете необходимым говорить с государыней, чтобы льстить ее женскому самолюбию.

– Ваше величество, неужели вы не способны расслышать голос сердца и приравнять холодные, банальные фразы к пылу искреннего чувства?

– Я думаю о том, сколько женских сердец уже завоевали вы и как Елизавета сумела разглядеть вас…

– Еще ни одна женщина не захватывала одним взглядом всего моего сердца, чтобы я, как теперь, был способен забыть все на свете…

– Значит, я срываю первый цвет вашей любви, граф Лейстер? Ну а если я дам ему завянуть?

– Тогда ему не расцвести вновь…

– Вы опасны, граф! Я оградилась против вас твердым решением продать свою свободу только тому, кто завоюет мою любовь, а вы ведете себя не как посол, а как пламенный поклонник. Горе мне, если вы обманете меня. Народ притесняет меня, заставляет во что бы то ни стало выбрать супруга, а я могу принести супругу в приданое только заботы, тяжелые обязанности и сердце, которое противится браку. Проверьте себя еще раз, прежде чем потребуете такого объяснения, которое наложит на вас известные обязательства. Если на ваше решение влияет хоть отчасти честолюбие, то лучше бегите прочь, так как лэрд Мюррей не потерпит, чтобы мой супруг вырвал у него из рук бразды правления. Тогда вы избавите и меня от неприятной задачи отказать фавориту Елизаветы.

– Ваше величество, лэрд Мюррей только что получил мои уверения, что я во всем буду следовать его советам.

Лейстер не мог бы более ярко, чем этой фразой, доказать Марии, что в его словах сказывается самое наглое лицемерие, и она должна была употребить усилие, чтобы подавить в себе недовольство и не указать ему с насмешкой и презрением на дверь.

– Я подумаю о вашем предложении, граф, – промолвила она. – До свидания.

Дэдлей глубоко поклонился ей, и как ни неожиданно оборвался вдруг их разговор, но он вышел из комнаты с радостным убеждением, что решение Марии может быть только благоприятным его домогательствам. Ведь она выслушала его признания в любви и дала волю ревности!..

Ах, если бы только он мог слышать слова королевы, сказанные ею после его ухода, и видеть тот взор, которым она проводила его!

– Лицемерный мальчишка! – с горькой усмешкой презрения пробормотала королева ему вслед. – Теперь я насквозь вижу Елизавету, и это ты научил меня понимать ее! Как мало уважает она меня, если думает, что достаточно быть красивой куклой, чтобы завоевать мое сердце! Она посылает человека, у которого на языке одни только сладкие слова да поддакивания, словно дело идет о том, чтобы завлечь девчонку обещаниями! А мне еще жаль его, я еще боюсь причинить ему страдание, разочаровав его в женщине, к которой он подошел с таким обожанием! Лицемер. Раб Елизаветы и холоп Мюррея должен стать моим господином? Вы думаете вскружить мне голову надеждой на любовные забавы, словно мое сердце жаждет одних только наслаждений! Елизавета жертвует своим любовником, чтобы утолить вожделения шотландской королевы, и этот совет исходит от Мюррея. Это высшее издевательство, это переполняет чашу оскорблений! Но это к лучшему: по крайней мере, теперь я хоть знаю своих врагов.

Статс-дамы, давно уже не видевшие своей повелительницы в таком волнении, подбежали и стали сокрушенно спрашивать, не сказал ли ей Лейстер чего-нибудь неприятного.

Лицо Марии судорожно исказилось принужденной улыбкой напускного веселья, и она воскликнула с той грозной веселостью, которая звучит бичующим гневом и иронией:

– Мы стоим на очень плохом счету! Всем известно, что мы охотно танцуем и поем, что при французском дворе мы научились ценить сладкий язык придворной лести и что легкие нравы угоднее нам, чем деревянные формы строгого этикета. Отчаявшись как-нибудь иначе образумить меня, сестра Елизавета, пожимая плечами, вошла в соглашение с моим строгим опекуном и братом Джеймсом, и плодом их мудрого совещания о том, как бы обезвредить меня, явилась мысль пойти навстречу моим вожделениям. Елизавета заходит в своем участии так далеко, что посылает ко мне самого красивого мужчину Лондона, своего фаворита, который в совершенстве изучил искусство заставить женщину замолчать, пользуясь для этого поцелуями и поддакиваниями. Милорд Лейстер готов снизойти до того, чтобы любить меня, тогда как лэрд Мюррей будет приводить в исполнение приказы Елизаветы, касающиеся блага нашей родной страны. Таким образом меня избавляют от всех забот, и на мою долю остаются только те радости, которые способен доставить своей милочке прекрасный граф Лейстер!.. Но, к сожалению, у меня другой вкус, чем у сестры. Пусть меня все предадут, пусть я стану Иезавелью своей родины, но я все-таки не хочу, чтобы моим супругом стал отставной фаворит Елизаветы. Позовите лэрда Дарнлея! Прикажите зажечь свечи и позвать музыкантов! Пусть меня проклинают за то, что мое сердце жаждет радостей жизни, но я, по крайней мере, хоть отведаю этих радостей. Отныне ворчливое лицо Мюррея уже не будет больше пугать меня и никакие угрозы пуритан не заставят смолкнуть нашу веселость, а если они осмелятся восстать – пусть застанут меня танцующей с розами радости в волосах и румянцем удовольствий на лице.