Красная королева - [32]

– А Мария Стюарт? Она такого же невысокого мнения о нем? – спросил Дэдлей.

– Она никогда не видела его, – ответил Рандольф. – Мария Стюарт примет его только для того, чтобы иметь возможность сказать, что до окончательного решения делала выбор между вами обоими. Таким образом она вынудит королеву Елизавету на новые уступки.

Вскоре после этого Рандольф удалился, а Дэдлей воскликнул:

– Ах, что я слышу!.. Прелестная Мария, игравшая во Франции роль очаровательной невинности, пускается в интриги. Я еще, пожалуй, влюблюсь в нее. Необходимо все хорошенько выведать от этого Рандольфа. Если он заодно с Елизаветой и оба думают поймать меня в ловушку, то они очень ошибутся. А когда Мария Стюарт отдаст мне свою руку, тогда они убедятся, что я сумею быть королем.

Дэдлей изменился. Неопределенность положения заставляла его смотреть на окружающее недоверчиво. Теперь это настроение совершенно исчезло. Достаточно было сказать Дэдлею, что он должен завоевать сердце женщины и победить соперника, чтобы у него явилось желание борьбы; препятствие в деле любви скорее всего могло возбудить его страсть; а так как от этой победы зависело и удовлетворение его чувства тщеславия, то Дэдлей сразу почувствовал себя почти влюбленным в королеву.

За блестящим ужином, поданным в большой столовой, Мария Сэйтон отсутствовала, но Дэдлей даже не заметил этого. Все его мысли были заняты прекрасной королевой, и, едва успев вернуться в свою комнату, он сейчас же написал ей страстное послание. Он просил у Марии аудиенции и уверял ее, что с того самого дня, как он увидел ее в первый раз в Инч-Магоме, ее образ не покидал его. Его сердце готово было разорваться от ревности, когда она выходила замуж за французского дофина, но он утешался тем, что женщина, которую он боготворил, счастлива. Теперь же он надеялся, что она увидит в нем человека, который более всех других претендентов на ее руку понимает, насколько выше его стоит Мария Шотландская, и сильнее всех чувствует потребность посвятить ей всю свою жизнь, быть ее преданнейшим слугой, жить исключительно ее интересами.

Дэдлей отослал письмо и со своим же посланным получил ответ. Королева написала, что будет очень рада видеть человека, уже доказавшего ей на деле свою преданность и пользующегося доверием ее сестры Елизаветы. Но теперь она чувствует себя не совсем хорошо, а потому нуждается в тишине и покое. Ввиду этого она отправляется завтра же на несколько дней в Сент-Эндрью, где в полном одиночестве обсудит вопрос о своем будущем. По возвращении она сейчас же примет его, лорда Дэдлея, а пока просит его пользоваться ее королевским дворцом.

Дэдлей долго раздумывал над ответом королевы и в конце концов пришел к заключению, что этот внезапный отъезд Марии Стюарт для него более благоприятен, чем если бы она приняла его сейчас же.

IV

Сэррей вышел из столовой вместе с Дэдлеем и прошел в свои комнаты, находившиеся в нижнем этаже правого флигеля. Он попросил Сэйтона не провожать его и отослал слуг, которым было приказано посветить ему; да это было и лишним, так как на лестнице и по всей галерее горели многочисленные лампы.

Георг Сэйтон и его друзья остались в столовой и продолжали бражничать.

Стоя у окна лестницы, которая вела к его комнатам, Сэррей мог прекрасно следить за тем, что делалось за столом. Оживленные жесты пировавших доказывали, что веселье началось лишь по уходе неприятных гостей. У Роберта явилось тяжелое чувство, которое еще более усилилось, когда он увидел, что в столовую вошли и дамы, приглашенные, по-видимому, только после ухода Дэдлея и его друга. Одна из дам заняла место хозяйки за столом.

По ее сходству с Георгом и тому почтению, которое ей оказывали гости, не могло быть сомнения, что дама принадлежит к семье Сэйтон. Она была копией своей сестры Марии, такой же юной и свежей, какой была та в Инч-Магоме. Молодая девушка отличалась кротким, нежным выражением лица, у нее не было той своенравной, вызывающей улыбки, которая несколько портила Марию Сэйтон. Вся ее гибкая фигура поражала своей целомудренной прелестью.

Бесконечная тоска охватила сердце Сэррея. Вот та, которую он всегда любил и не мог забыть; это была даже не Мария Сэйтон в юности, а идеализированная Мария, приукрашенная пылкой фантазией влюбленного пажа. Легкий шорох у окна заставил Роберта отскочить и спрятаться в комнату. Краска стыда и негодования залила его щеки при мысли, что Георг Сэйтон скрыл от него это сокровище, как бы считая его недостойным знакомства со своей сестрой. Тысячу раз Роберт говорил себе, что заслуживает полного презрения за то, что пользуется гостеприимством человека, который ненавидит его, и в то же время чувствовал, что никогда не решится уехать из этого дома и готов перенести какие угодно унижения, если бы прекрасная сестра Марии удостоила его хотя бы мимолетной улыбкой. Он сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Невеселые думы носились в его голове, сердце скорбно сжималось. Зачем ему суждено было полюбить именно шотландку, сестру Марии и гордого шотландского дворянина, ненавидевшего его всей душой? О, как хотелось Роберту услышать только одно слово с ее уст, упиться одним ее взглядом!